Им объяснят.

Роща была не столь светла, оно и понятно — полночь скоро. Обыкновенно и темнота не отпугивала гуляющих, напротив, парочки к ночи так и кишели, но сегодня весть о гибели кадетов, о странной находке (поговаривали уже о трех мешках золота и огромном, с кулак, бриллианте среди горы костей) превратили ее в пустынь.

Кадет прихватил факел и все ждал приказания зажечь его. Но Фомин в темноте видел хорошо, все-таки марсианин, ведьма света тоже не просила, и пришлось Тууну-Бо идти последним, угадывая силуэт панночки. Фомина это уже не волновало. Шуточки кончились.

Началась роща.

Он хорошо помнил путь. Еще бы не помнить, всю местность вокруг Крепости знать должно было лучше, нежели собственные пальцы. Пальцы что, а вот ежели лазутчик прокрадется… Он был и лазутчиком, и стражем, и лишь когда начинались учения Академии, Фомин прекратил полевые тренировки. Нечего молодежь смущать.

К полянке они вышли за четверть склянки до полуночи. Тогда, когда и положено, не поздно, не рано. Как раз по этикету. Правда, насколько этикет Крепости был в почете у Навь-Города, оставалось только догадываться. Ничего, скоро проверим.

Панночка что-то прошипела сквозь зубы. Заклинание, или просто платье зацепилось за ветку?

На поляне очертился круг — локтей шесть в поперечнике. Он светился зеленоватым, едва видимым, но несомненным огоньком.

— Ваша работа, любезная панночка? — спросил Фомин ведьму.

— Это следы Хода. Свежие. Я только указала их.

Фомин с горечью вспомнил глыбь-зонд. Мучаешься, творишь, а здесь раз — и готово. Волшебство. Это как со стихами: во время полета проверяя запасной электронно-цифровой агрегат, задатчики пытались сделать альтернативную версию «Евгения Онегина». Времени хватало, и пытались изо всех сил — подключали исторические модули, комбинировали со стихосложением, добивались благозвучия райского, а все с гусиным пером Александра Сергеевича сравниться не смогли.

«Евгений, знай, дуэль — в забвеньи!

Не лучше ль нам, мой верный друг,

Коловращенью жизни вдруг

Придать иное направленье?» —

вспомнил он шедевры агрегата. И ведь действительно — совсем, совсем иное направление дано коловращенью жизни.

Круг разгорался ярче и ярче.

— Они приближаются, — прокомментировала панночка.

— Кто — они? — робко спросил Туун-Бо («При определенных условиях, особенно если велика опасность внезапного нападения, младшим дозволяется спрашивать старших, разумеется, в самых кратких и скромных выражениях», — полевой устав Академии).

— Навь, кадет. Это идет Навь.

Земля вспучилась, приподнимаясь, и — словно цветок распустился. Или раскрылся диафрагмальный шлюз марсианского поселения. Кому какое сравнение по душе.

Из хода вышли двое.

В народных преданиях жителей Навь-Города представляют либо иссохшими жилистыми полумертвецами (иногда и просто мертвецами), либо толстенькими карликами необычайно уродливого вида. Но перед ними были самые обыкновенные люди. Даже чистые — никаких следов почвы, глинозема или песка. Подчеркнуто чистые — в белых одеждах.

Однажды Фомин уже встречался с представителем Навь-Города. В окрестностях замка Т’Вер. С сегодняшними — уже троих увидел. Статистика — не статистика, а все ж…

— Мы рады, что доблестный рыцарь откликнулся на наше приглашение, — сказал один, тот что повыше. Мужчина, пожалуй. Покрой одежды таков, что оставляет большое поле для догадок.

Оба подземных пришельца зажгли холодные факелы. Теперь было видно совсем хорошо. Действительно, люди как люди.

— Как же не откликнуться, — ответил Фомин.

— Простите некоторую экстравагантность послания, но тому были причины. Мы не могли доверить сообщение бумаге.

— Крепость Кор не в обиде, — действительно, одно дело получить рисунок на бумажке, а другое — на многопудовом золотом диске. Совсем другое.

— Причины скоро будут вам ясны — если вы, доблестный рыцарь, и ваши спутники соблаговолите следовать за нами в переговорные покои.

— Если вы считаете это необходимым…

— Следуйте за мною, — продолжил тот, кто постарше. — Я буду открывать Ход.

Пришлось построиться гуськом. Первым шел Открывающий Ход — так решил именовать его Фомин; сам житель Навь-Города не представился то ли из конспиративных соображений, то ли считал себя личностью ничего не значащей. Впрочем, были еще десятки причин для подобного поведения.

За Открывающим Ход шел Фомин, вопреки предостережению панночки не поворачиваться к ней спиной. Панночка оказалась точно посередине маленького отряда. Туун-Бо занял для себя уже привычное место за ведьмой. Интересно, хватит у него духу убить ее, если панночка вдруг — ну, совершенно случайно — нападет на Фомина, или ведьма успела очаровать кадета совершенно?

И замыкал отряд Закрывающий Ход.

Ход шел вглубь сначала круто, потом стало легче. Перемещение напоминало движение пузырька воздуха в воде. Нет, скорее в трубочке с водою. Перед Открывающим Ход земля расступалась, а позади, насколько мог разглядеть Фомин, смыкалась снова. Никаких пояснений, увы, не давалось, но видно было, что открывать ходы — дело нелегкое. Фомин буквально чувствовал напряжение, исходящее от идущего впереди. Передвигаться под землей — невероятно, да? Но мотылькам, порхающим в воздухе, столь же невероятным должно казаться плавание рыбы — плотность и вязкость воды на много порядков выше воздушной. А ведь рыба-то плавает, и еще как плавает! Зазевается мотылек, она его и ам!

Он прислушался. От идущего впереди словно исходил некий ритм. Да не словно, а определенно исходил. Похож на «барыню», на четыре четверти. Перемещаться в ритме «барыни», надо же! То есть шли-то они обычно, даже неторопливо, но в голову Фомина все пробивалась плохоразличимая пока еще мелодийка. Насчет «барыни» он поспешил, музыка была сложнее, многомернее. Он попробовал ощутить ее полнее, отдаться, раствориться в ней — и почувствовал, что Открывающий Ход сбился с шага.

— Мне помогать не нужно, пожалуйста, — не оборачиваясь, сказал он Фомину.

Помогать? Верно, это навеянное Открывающим Ход чувство имеет отношение к перемещению под землей.

А шли они, действительно, в чистоте. Ни крошки, ни пылинки. Силовой пузырь или… или они используют четвертое физическое измерение.

Воздух же был мертв, таким был воздух в некоторых отсеках «Королева», куда не долетали флюиды оранжерейной зелени. Мертв, но для дыхания пригоден. Пока.

— Мы скоро дойдем до Постоянного Хода, — успокоил Открывающий Ход.

И точно, шестьсот шагов спустя, на четыре тысячи семьсот пятьдесят втором шаге (Фомин, разумеется, считал шаги, и, зная длину своего шага при заданном ритме ходьбы, мог оценить пройденный путь) они вышли в тоннель. Постоянный Ход, как назвал его ведущий.