— Со мной творятся странные вещи, — сразу перешла я к делу.

— Хотите пройти в другую комнату? — спросила Пегги, готовившая Биллу поесть.

Я ей ответила, что нет. Она мне не мешала, не знаю почему. Я рассказала Биллу про посещение незнакомого врача. Дала понять, что мне известно, зачем он приходил.

— Осока, с чего ты думаешь, что кто-то хочет от тебя избавиться? — спокойно поинтересовался Билл.

Ответила Пегги, повернувшись к нам с разделочным ножом в руке:

— С того, что то же самое они когда-то сделали с Мамочкой. Где-то в тридцатых, я ничего не путаю, Осока? Закрыли в дурку. Хотя таких нормальных, как она, еще надо было поискать.

Я лишь кивнула.

— Мать Билла мне рассказывала, давным-давно, — пояснила Пегги. — Мамочка нажила себе немало врагов. Они ее боялись, ох как боялись.

— Но на дворе шестьдесят шестой год, — парировал Билл. — Такого больше не практикуется.

— Вот умора! — всплеснула руками Пегги. — Ну ты даешь!

Билл почесал репу.

— Черт знает что такое!

Потом они давай спорить, можно ли сейчас упечь человека в психушку. Из их дискуссии я вынесла, что требуется всего-то устное заключение врача, особенно в моем случае, поскольку я живу одна. Билл посерьезнел, нахмурился и повернулся ко мне:

— Осока, тебе сейчас нужно быть тише воды, ниже травы, а на тебя идут жалобы.

— Какие жалобы? Я ничего не делала!

— Ну, это ты так думаешь. А вот лорд Стоукс говорит, что ты вчера явилась в поместье, устроила дебош и…

— Дебош?

— А управляющий из строительного общества заявил, что ты раскидала листовки…

— Это неправда!

— И наконец, кормелловский малец сказал учительнице, что видел, как ты сидела в кустах с раскрашенным лицом…

Тут сердце у меня ушло в пятки.

— Учительница посчитала своим долгом рассказать мне, а я так обалдел, что сразу же отправился к отцу парнишки. Оказывается, он тоже тебя видел, но они же в тебе души не чают, все Кормеллы, и потом, старик говорит, ты никому не делала вреда, сидела себе в кустах, и все.

Я попыталась что-то сказать, но не смогла. Язык словно прилип к нёбу, голова шла кругом. Я посмотрела на Билла. Он двигал ртом, он что-то говорил, но я как будто слышала его из-под толщи воды.

— Так что ты делала в кустах, Осока? — поинтересовался Билл.

Я покачала головой.

— Конечно, объяснить можно что угодно. Но понимаешь, мы за тебя волнуемся, — проговорил он. — Могу я попросить тебя кое о чем? Посмотри мне в глаза и как на духу ответь: ты принимала наркотики на ферме Крокера?

— Не принимала.

— Клянешься?

— Клянусь, что я не принимала наркотиков на ферме Крокера.

— Потому что так оно и бывает: сначала балуешься наркотиками на ферме Крокера, потом, глядишь, уже сбриваешь волосы, сидишь в кустах и черт знает что творишь. С наркошами всегда такая история. Уж я-то знаю.

— Кончай давить на девочку, — вступилась Пегги.

— Осока, деревня у нас маленькая. Тебе полезно знать, что люди говорят. А ведь они все видят.

Мы замолчали. Я, кажется, смахнула слезу.

— Зажуешь чего-нибудь? — спросила Пегги.

Я отказалась. Сослалась на ожидавшие меня дела и встала. Они проводили меня до двери.

— Похороны ведь завтра? — уточнила Пегги. — Мы будем.

После нотаций Билла я возвращалась домой с тяжелым сердцем. Не знаю, чего я ожидала от общения с полицией, но что я точно получила, так это исчерпывающую картину того, как меня видят окружающие: наголо бритая психованная коротышка, которая лечит травами и закатывает истерики в общественных местах.

Обидно.

За дверью наяривал пылесос: вой то усиливался, то стихал. Пожалуй, надо постучать еще, подумала я. Шум пылесоса смолк, и Джудит открыла. Удовольствия на ее лице я не прочитала. Скорее, безразличие. Волосы были скручены в тугие завитки, смешно подрагивающие на затылке.

— Давай поговорим, — сказала я.

Джудит впустила меня, закрыла дверь и снова включила пылесос.

— Давай, — произнесла она сквозь шум мотора и снова принялась мучить несчастный ковер.

Она как будто вспахивала поле. Начинала с одного конца комнаты и шла по идеальной прямой к другому концу. Там она разворачивалась и возвращалась — очень медленно и очень скрупулезно, всего на дюйм перекрывая предыдущую полосу. Да, зрелище завораживало.

— Что-то ты немногословна! — проорала Джудит, перекрикивая пылесос. — Я думала, ты хотела поговорить.

— Хотела, — сказала я.

— Что-что?

— Вот я и говорю: хотела.

— Что-что?

Я отвернулась. Джудит продолжала пылесосить с маниакальным тщанием. От чистоты в ее доме просто глаза слепило; вся мебель была подобрана с идеальным вкусом. Все очень современное — ну прямо как она сама. А главное, она страшно гордилась, как выглядит ее малюсенькое типовое жилище. Меня же эти вещи совсем не трогали.

Прошло еще немного времени, и, к моему большому облегчению, она нажала кнопку «Выкл.». Вынула провод из розетки, аккуратно его смотала и убрала машину в шкаф, не преминув закрыть его на пластиковый ключ. Только потом предложила мне сесть, причем, когда я хотела опуститься на диван, она сказала «нет» и указала на стул, придвинутый к столу. Сама она присела на такой же стул и мрачно уставилась на меня, словно удав на кролика, глазами цвета ирисов с зелеными подтеками. Вот тут-то я поведала ей все — с мельчайшими подробностями.

Если до этого я ей рассказывала только про изнасилование, то теперь я описала в деталях все Обращение. Как что происходило. Как Кормеллы засекли меня в кустах. Как укусила собака. Как вел себя Чез и что он сделал. И на протяжении всего рассказа — а он получился длинным — она сидела и, не мигая, смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

— Ты понимаешь теперь, Джудит? Нельзя было уходить!

— Знаю. Я оставила тебя незащищенной.

— Выходит, ты мне веришь?

— Я верю, что ты сама в это веришь.

— Значит, не веришь. Я понимаю. Ты влюблена. Тебе не хочется верить, что он способен на такое, и не хочется слышать о нем ничего дурного.

Джудит скрестила на груди руки, уперлась взглядом в стену.

— Ну ладно, — продолжила я. — Пришла я не из-за этого.

Когда я рассказала про посещение врача, она вся побелела. Вскочила, подошла к шкафу, открыла его, достала пылесос, размотала провод, вставила в розетку, включила. Принялась заново обхаживать ковер. Я озверела. Подошла к ней, коснулась локтя.