Анна лежала на подушке, положив босые ноги на спинку кресла. Полы халата разметались, оголяя матово-белые, налитые икристые ноги.

«Такие мужчинам нравятся, — с легкой завистью отметила про себя Лилия, приближаясь к столу, стоявшему рядом с кроватью. — Их можно понять».

С Анной она встретилась случайно, в продуктовом магазине. Собственно, подругами они никогда не были. Единственное, что их сближало, — что год назад вместе начинали служить в концлагере. Только Анна была медсестрой санитарного блока. «Медсестра-палач» — узницы лагеря называли ее между собой только так.

Продержалась там Коргайт недолго. Удачно завела знакомство с овдовевшим штурмбаннфюрером из «СС санитетсхауптамт»[30].

Фройнштаг не знает, что там потом между ними произошло, однако майоршей унтершарфюрер от медицины так и не стала. Остановилась в своем восхождении на должности любовницы. К которой штурмбаннфюрер тоже очень скоро охладел.

Другое дело, что Анна не была на него в обиде. Как-никак майор повел себя по-джентльменски: помог перевестись в Берлин, устроил в госпитале для служащих СС и даже сумел выхлопотать для нее эту, «освобожденную от еврейской семьи», квартиру. Пусть почти в пригороде столицы, зато вполне приличную и рядом с госпиталем.

— Только ничего не говори мне сейчас, — раздраженно предупредила Анна, когда Лилия уселась в старое расшатанное кресло. — Посыпать голову пеплом и исповедоваться будем потом. К тому же я и так все сама о себе знаю.

Лилия действительно хотела упрекнуть Коргайт в том, что та умудрилась втянуть ее в эту попойку и этот «унтер-офицерский секс-бордель», как они называли подобные вечеринки в лагере, имея в виду те дни, когда с их подопечными развлекались унтер-офицеры и фельдфебели. Но, услышав предупреждение Анны, попыталась улыбнуться:

— Мы с тобой такие же солдаты, как и те, что насиловали нас здесь. Вся трагедия наша в том и состоит, что мы — солдаты в юбках, под которые лезет каждый, кому этого хочется.

— И даже если не очень… хочется. Только я ведь предупредила: не надо сейчас об этом.

Фройнштаг взяла первые попавшиеся рюмки, налила вина себе и Анне, и они пили молча, сосредоточенно, словно поминали кого-то очень близкого им обоим.

В проеме двери возник обер-лейтенант, немного постоял молча и несмело предложил:

— Если желаете, я бы провел вас, унтерштурмфюрер.

— Это еще что за явление? — только сейчас, оторвав голову от подушки, заметила его Анна.

— Что вам еще нужно от меня, обер-лейтенант? — незло, устало отмахнулась Фройнштаг. — Все, что вы способны были получить в эту ночь, вы уже получили.

— Платы, как видите, не просим, — добавила Анна.

— Извините, — буркнул Гардер. — Я подумал было… Слишком раннее утро.

— Нет, постойте, откуда вы все-таки взялись? — настояла на ответе Анна.

— Пришел по приглашению фельдфебеля, этого, как его там?..

— Курзеля, что ли? — ухватилась пальцами за виски Анна, словно пыталась припомнить, каков он на вид, этот Курзель.

— Кажется, с ним. Точно, с Курзелем. Мы'познакомились лишь вчера.

— В пивной, конечно. За кружку пива он пообещал вам хорошую девку.

— Пообещал.

— Сволочь, — вновь опустила голову на подушку Анна. — Впрочем, как и все вы.

— Так уж получилось… — развел руками Гардер. Он явно не принадлежал к тем окончательно потерявшим стыд и совестливость армейским офицерам, которых вдоволь пришлось повидать обеим женщинам. — Но ведь ничего страшного. Чудесная компания. Хорошая попойка. На фронте мы только и мечтаем, что о таких вечерах. И таких женщинах.

— Сколько вас пришло с фельдфебелем? — допила Анна содержимое своей рюмки.

— Вместе с ним — трое. Ошибаюсь, четверо. Вместе со мной. Я пришел чуть позже. Последним. По адресу.

— Четверо? — переспросила Анна. Вновь поднялась и удивленно уставилась на Фройнштаг. Но та лишь рассеянно пожала плечами и рассмеялась. Недавно о том же спрашивала обер-лейтенанта она сама.

— Ты уже, очевидно, была в постели, — безнадежно махнула пустой рюмкой Анна. — Оказалась готовенькой еще раньше меня. Никогда не умела пить. Мы заметили это еще в лагере.

— В лагере? — насторожился Гардер.

— В лагере, в лагере, — въедливо подтвердила Анна. — Что вы так смотрите на меня, обер-лейтенант? Может, вам еще объяснить, в каком именно лагере?

— Значит, вы тоже эсэсовка, — холодно, словно приговор, произнес Гардер. — Куда я попал, черт возьми? Эсэсовцы из охраны лагерей. На фронте вас просто ненавидят.

— В тылу еще больше, — хихикнула теперь уже Коргайт.

Но Фройнштаг так хихикать не умела. Ухватив бутылку с остатками вина, она изо всей силы запустила ею в дверь, рядом с головой обер-лейтенанта. Если бы тот не успел отклониться за порог, осколки наверняка иссекли бы его лицо, не хуже чем осколки гранаты.

— Прекрати! Что ты делаешь?! — окрысилась Анна. — Соседи и так уже трижды доносили в полицию. Если бы не мой покровитель-штурмбаннфюрер…

— У каждой из нас свой покровитель-штурмбаннфюрер, — только сейчас вспомнила Фройнштаг о неожиданной встрече со Скорцени и телефонном звонке.

Вспомнила и ужаснулась: в каком же виде она предстанет перед «самым страшным человеком Европы»?

Женщины умолкли и слышали, как негромко захлопнулась дверь за убравшимся восвояси офицером-фронтовиком. Фройнштаг сразу же стало немного жаль парнишку — уже успевшего навоеваться, но все еще чувствовавшего себя неловко от того, что здесь происходило в эту ночь.

— Надеюсь, это последний. Разве что под твоей кроватью завалялся еще один? — скабрезно рассмеялась Анна. — Когда мы с тобой садились за стол, мужчин было… четверо. Разве не так?

— Тогда ты еще рассчитывала, что подойдут две подруги.

— Вместо них появились эти три болвана — санитары и фельдшер.

— Затем, судя по всему, появилась четверка во главе с фельдфебелем. Потому что этих твоих санитаров я еще помню.

— Хочешь сказать, что всего их было одиннадцать? — прикуривала Анна. Пальцы ее дрожали, как у хронической алкоголички. — Что, в самом деле одиннадцать?

— Не верю, — испуганно покачала головой Фройнштаг.

— Ну, может, не все они… способны были беситься?

— А если все?

Анна хитровато сощурилась и пожала плечами.