Командование польской армии искало офицеров; около пятнадцати тысяч польских офицеров были интернированы Советским Союзом согласно пакту Молотова-Риббентропа. Теперь найти их было невозможно. Гамма знал, что попытки лондонского польского правительства найти пропавших офицеров не увенчаются успехом. Это был вопрос деликатный, говорить о нем не надлежало. Убийство интернированных военнослужащих вооруженных сил государства, с которым не было войны, как правило, не практикуется цивилизованными нациями; однако логика Истории требует иногда таких операций. Польские офицеры — это были «кадры» той Польши, которую нужно полностью изменить с помощью Советского Союза: кадры, защищающие прежний строй. Большинство из них составляли офицеры запаса: в гражданской жизни это были учителя, юристы, врачи, чиновники — стало быть, интеллигенция, приверженность которой к прошлому препятствовала проведению навязанной сверху революции. Принимая во внимание, что уничтожением этой интеллигенции в Польше в это же время эффективно занимались немцы, пятнадцать тысяч было значительным числом, и не совсем немотивированным было использование жестоких методов, лишь бы от этих людей избавиться. Гамма и другие члены Союза Патриотов, узнавая о напрасных попытках представителей лондонского правительства найти след интернированных, обменивались ироническими взглядами.

Одним из интернированных офицеров был молодой профессор университета[140], в стенах которого Гамма и я провели лучшие годы юности. Этот профессор с либеральными склонностями в свое время сокрушался, когда арестовали Гамму и его товарищей. Однако он был автором нескольких научных работ, представлявших Советский Союз не совсем в хорошем свете. Его фамилия фигурировала в картотеках. Власти после многих поисков напали, наконец, на его след. Случилось это, однако, поздновато: телеграмма, требующая немедленно перевезти профессора в тюрьму в Москве, пришла на железнодорожную станцию, на которой как раз выгружали эшелоны пленных, чтобы убить выстрелом из пистолета в затылок в лесах неподалеку. Профессор не разделил их судьбу только потому, что сложные случаи — как требует бюрократия — должны быть изучены тщательно. После амнистии он выбрался из России.

Во взглядах многих поляков, которые могли присмотреться к жизни Советского Союза вблизи, происходили перемены. Бывшие коммунисты, побывав в тюрьмах и лагерях, вступали в армию лондонского правительства. Одним из них был выпущенный из тюрьмы после амнистии поэт Б.[141]Когда польская армия была эвакуирована из России на Ближний Восток (позже она будет участвовать в боях в Италии), поэт Б. был счастлив, что покидает страну так и не реализованной в течение тридцати лет надежды. Позже, по окончании войны, он, однако, не мог выдержать эмиграции. Он вернулся в Польшу, которой правили Гамма и ему подобные. Теперь каждый ребенок в польской школе учит наизусть его «Оду Сталину»[142].

Несмотря на внутренние колебания и минуты отчаяния (об этом никто не будет знать), Гамма и его товарищи из Союза Патриотов выдержали. Они вели большую игру. Их надежды исполнились. Чаша весов в войне склонилась на сторону России. В Советском Союзе стала формироваться новая польская армия; эта армия должна была вступить в Польшу вместе с Красной Армией и послужить опорой правительства, зависимого от Кремля. Гамма был среди нескольких первых организаторов этой армии. Офицеров не было; их заменили русские. Что касается солдат, то на их недостаток нельзя было жаловаться; лишь ничтожная часть депортированных выбралась с лондонской армией в Персию. Для остальных единственным шансом спастись, то есть выбраться из Советского Союза, осталось теперь попасть в новую армию, над которой политический надзор осуществляли НКВД и Союз Патриотов.

Пришло лето 1944 года. Красная Армия, а с нею новая польская армия, вступила на польскую землю. Как окупились годы страданий, унижений и ловкой игры! Вот что называется угадать, на какую лошадь поставить! Гамма радостно смотрел на разбитые артиллерийскими снарядами города и на полоски крестьянских полей, на которых глаз отдыхал после монотонных пространств российских колхозов. Его джип нес его по дорогам, вдоль которых стояли сожженные немецкие танки, нес его к власти, чтобы слово стало делом, чтобы воплотилось то, что до сих пор было только дискуссией, полной цитат из Ленина и Сталина. Вот награда для тех, которые умели мыслить правильно, в согласии с логикой Истории, которые не поддались бессмысленным сантиментам! Они несли польскому народу освобождение от немцев, они, а не те слезливые дураки из Лондона. Этот народ должен был, правда, подвергнуться операции. Гамма чувствовал волнение хорошего хирурга перед входом в операционный зал.

Он был политическим офицером в звании майора. Из России он привез новую жену, жену-солдатку. В мундире, в тяжелых русских сапогах, она выглядела женщиной неопределенного возраста. В действительности она была очень молода. Но прошла в России через тяжелые мытарства. Ей было всего лет пятнадцать, когда в дверь квартиры ее матери в Польше постучали на рассвете агенты НКВД; она, ее сестра, брат и мать совершили предписанное путешествие из средины Европы в глубь Азии; там они должны были познакомиться с жизнью азиатских степей. Лето там жаркое, как в тропических странах; зима такая суровая, что слезы, текущие из глаз от мороза, тут же превращаются в ледяные сосульки; добыть фунт хлеба там почитается счастьем; тяжелая работа подрывает силы, не поддерживаемые достаточным питанием; полицейский надзор и безграничность пространств азиатского континента отнимают всякую надежду бежать. Молодая девушка из благополучной семьи не была приучена к тяжелому физическому труду; она должна была этому научиться. Какое-то время спустя ей удалось попасть на курсы трактористов. Окончив курсы, она водила тяжелые российские трактора по степям Казахстана. Ее симпатия к сталинской системе после такого жизненного опыта была невелика; скорее можно сказать, что это была ненависть. Впрочем, она разделяла это чувство почти со всеми солдатами польской армии, состоявшей из бывших депортированных. Да, но она оказалась, наконец, в Польше, и большая игра, которую вел Гамма, была и ее игрой.