– Ну вот скажи, что Юлька за дура? – негромко спросила Дина. Она стояла у закрытого окна, по которому бежали капли дождя, и свет свечи дробился в них желтыми искорками. – Ведь ей рассказывали бабки, Юлька должна была знать… Неужели она в самом деле не поняла, что рожает?

– Знаешь, мне кажется, нет, – отозвалась Мери. Она сидела за столом, подперев голову рукой, и в который раз пыталась отпить остывшего чая из стакана, но от усталости никак не могла донести стакан до рта. – Все-таки у нее это впервые, и курсов, как мы с тобой, Юлька не кончала…

– Но что воды-то отошли, можно было почувствовать?! – взвилась, хлопнув ладонью по раме, Дина. – И, ты вообрази, она еще отпихивала меня, как зачумленную! Что за проклятый характер! И ради кого, боже?!. Меришка, наверное, ты лучше меня понимаешь?! Что, что в Митьке, мерзавце, можно сыскать такого, чтобы из-за него!..

Не договорив, Дина смолкла, прижалась лбом к стеклу. Мери, обхватив ладонями стакан с чаем, молча, обеспокоенно смотрела на нее.

– Одно хорошо – Мардо теперь не выпустят, – глухо, не оборачиваясь, сказала Дина. – Я знаю наверное – красных шпионов не отпускают. Сейчас даже одного подозрения достаточно, чтобы… Знаешь, он ведь каждый вечер ждал меня у ресторана!

– Приставал?

– Нет, слава богу, я никогда не выходила одна, но… Сидел, сукин сын, и смотрел!!! Меришка, видит бог, я никогда людям смерти не желала, но тут… – Дина протяжно вздохнула, перекрестилась. – Вспомнил про нас господь. Я теперь хоть засну наконец спокойно.

– Жалко Юльку, – помолчав, отозвалась Мери. – Она любит его как сумасшедшая.

– Ничего. Другого кого-нибудь полюбит, – отрезала Дина. – Мардо полподошвы ее не стоит, христопродавец, тварь… – Она вздрогнула. – К тому же у нее теперь дети, будет чем голову занять. И, знаешь что… пойдем спать. Я насилу на ногах держусь. Поди только взгляни, как там Юлька. Спит? Не горячая? Крови под ней нет?

– Нет, все хорошо. – Мери аккуратно прикрыла дверь в соседнюю комнату. – Ты права, надо спать… В таборе, верно, с ума сходят.

– Ничего, рано утром поедем туда и все расскажем. – Дина дунула на свечу, и комната утонула в мягкой, сырой, шуршащей дождем темноте.

…– Да ты, что ли, сбесилась, дура несчастная?! Встань! Убью! Тебе нельзя, ошалела совсем, полоумная?! Встань, чтоб ты сдохла, я тебя придушу сейчас!!!

Оглушенная Мери торчком села на постели, хлопая глазами и лихорадочно силясь понять, где она находится, который сейчас час и кто это так истошно верещит за стеной. Комнату заливал яркий солнечный свет, о ночной грозе напоминала лишь непросохшая лужа под подоконником с растоптанными в ней розовыми лепестками, в задвинутом под стол жестяном тазу мокли бурые от крови полотенца, и, увидев их, девушка разом вспомнила все. Голоса за стеной звенели еще громче и пронзительней, и уже было понятно, что возмущенно кричит Дина, а воет, захлебываясь слезами, Копченка. Когда же к этому хору присоединились два басистых, похожих на гудение шмелей, детских крика, Мери вскочила и выбежала из комнаты.

Сначала ей бросился в глаза малыш, который лежал поперек развороченной постели и вопил благим матом. «Где же другой?.. – растерянно подумала Мери, замирая на пороге. И сразу увидела Дину, стоящую у подоконника с белым, искаженным ужасом и отвращением лицом. В ногах у Дины валялась Копченка, а в ее руках вертелся с отчаянным криком второй младенец.

– Меришка, она рехнулась, рехнулась!!! – отчаянно закричала Дина, увидев подругу. Но ее крик тут же был заглушен детским ревом и воплем Юльки:

– Дина, Диночка, ради Христа… Потом хоть убей меня, но сделай… Ты одна сможешь, милая моя, драгоценная, богородица моя, что хочешь сделаю для тебя, в море головой вместе с детьми брошусь, помоги ради бога, помоги-и-и! Не поможешь – я вот его в окно выброшу! Пусть дохнет, что ему без матери жить, я все равно пове-е-ешусь! На первом же суку-у-у!

– Вах, Дина, что с ней, чего она хочет?! – вскричала Мери, тщетно стараясь перекрыть завывания Копченки и плач детей. – Возьми у нее ребенка, она же его придавит! Юлька, дура, да что ты делаешь, Христос с тобой?!

Но тут Дина взяла себя в руки и, схватив Копченку за плечи, несколько раз встряхнула ее с такой силой, что та, захлебнувшись криком, смолкла. Тут же Дина ловко выхватила у нее малыша. Прижимая голый комочек к груди и глядя в лицо Мери огромными серыми глазами, она тихо сказала:

– Меришка, Юлька хочет, чтобы я пошла в комендантское просить за Мардо!

– Как?!. – ахнула Мери.

И тут же отпрянула к стене, потому что Копченка, не вставая с колен, поползла через всю комнату к ней. Мери с ужасом смотрела на залитое слезами, перекошенное лицо, на трясущиеся руки, с мольбой сжатые на груди. У Копченки началась истерика, и слова вырывались невнятно, отрывисто, со всхлипами и срывами:

– Меришка… Де-де-девочка моя дорогая… Ра-ди Христа, ра-ди матери твоей покойной… По-мо-ги… Ты же цыганка теперь… Цыганки… завсегда… своим… помогут, а я… Я кажин день… тебе ноги целовать буду… при всем таборе… хочешь? Меришка, меня же не послушают… Господа не послушают, я глупая, неученая, только голосить и могу, а вы… У Дины они все в ногах… ва…ва…валя-ют-ся, а ты… ты вовсе кровная княжна… Поди… скажи… Всю жизнь бога… бога… молить бу-у-уду… Я без него… жить… не могу… я… господи, я не могу больше, не могу, не могу-у-у!!!

– Боже… – одними губами выговорила Мери. – Боже мой… Диночка, милая, за что?..

Та, пожав плечами, молча закрыла глаза. А Мери, упав на колени рядом с Копченкой, яростно прошептала:

– Ты хоть понимаешь, КОГО просишь? Ты знаешь, что твой муж с Диной сделал?! Тогда, весной? Знаешь или нет?!

– Знаю… – сипло, уже безнадежно ответила Юлька, закрывая лицо руками. – Да… знаю…

– Так какого же черта?!. – взвилась Мери – и не договорила, потому что дверь вдруг со скрипом распахнулась настежь. В комнату шагнула бабка Настя.

Некоторое время старая цыганка стояла на пороге неподвижно. Затем сурово сказала:

– Стало быть, вот они где обе! Юлька! Меришка! Совесть-то у вас есть, поганки?! Упредить не могли, что у Динки ночуете? Весь табор ночь не спал! Волновались, беспокоились, парней по головам считали, думали – с кем наша Меришка убежать могла, да кому Юлька с пузом понадобилась?! Есть на свете закон какой-то или уже вовсе нету, девки, а? Ух, кнута на вас нет! Ух, вам дед в таборе покажет! Слава богу, я додумалась, где вас носить может! Еще до света собралась да бегом в город кинулась… А чьи это дети тут пищат? Динка, а?!

Никто ей не ответил. Дина стояла, скрестив руки на груди, с закрытыми глазами. Мери, сидя на полу, со страхом смотрела на Юльку. А та, не в силах выговорить ни слова, согнулась, уткнувшись растрепанной головой в щелястые доски пола, и снова затряслась в рыданиях. Малыши на кровати уже осипли от крика, и Настя, бросив на пол торбу, решительно пошла к ним.

– Та-а-ак… Ясно, – произнесла она, склонившись над коричневыми, сморщенными от плача рожицами. – И слава богу. Да еще и пару разом принесла… Умница моя, что ж ты плачешь? Не надо бы сейчас… – Настя села на пол рядом с Копченкой, обняла ее, но та задрожала еще сильней, невнятно завыв сквозь зубы. Старая цыганка вздохнула и велела: – Воды дайте. Возьмите детей. И чтобы живо мне все рассказали! Все до последнего слова, все, что тут вчера сотворилось! Динка, Меришка, вам говорят, бессовестные! Да возьмите там в торбе у меня куру! Поди, никто не догадался нашей мамке супа наварить, а ей ох как надо!