– Сказанул тоже, «авторитет»! Мавзолей-то на сто лимонов с лихуем тянет, бандит себе такого позволить не может. Какой-то министр там проживает, с честным взглядом и озабоченной ряшкой.

Не успел Хват как следует переварить информацию, как водитель провозгласил:

– А это вот Чигасово. Ну, «гусиное гнездо», проще говоря. Каждый скромный коттеджик – десять лимонов. Тут, в основном, сошки помельче ютятся. Ветераны рыночной экономики, блин.

– Интересно бы на их налоговые декларации посмотреть, – проворчал Хват, которому на самом деле хотелось пройтись по чигасовскому гнездовью с полным снаряжением спецназовца и взводом удалых ребятишек с огнеметами.

– А что декларации! – воскликнул водитель, который в своих очечках прирожденного слепца вряд ли сумел бы прочитать хоть строчку любого документа. – Какой толк в этих декларациях, блин! Кто их читает? Сосед по даче?

– Ты рассуждаешь так, словно наш шеф другим миром мазан.

– Ты шефа не трожь. Оно тебе надо? Вот шепну, что ты больно любопытный, сразу язык за зубами держать научишься. Олег Григорьевич к моему мнению прислушивается.

– И что из этого следует?

– Это как поглядеть. Накроешь поляну – ничего не последует. А не то…

Фраза осталась незаконченной, но разгадать ее недосказанный смысл было несложно.

– Вот что, – сказал Хват после недолгого размышления, – давай-ка мы с тобой лучше помолчим, парень. Молча довезешь меня до «Охотного ряда», там попрощаемся и, надеюсь, снова увидимся не скоро.

– Я тебе в извозчики не нанимался, – нагло заявил водитель. – Выйдешь на Окружной, вот и весь сказ. Не барин, на общественном транспорте доберешься.

– Останови машину, – скучно сказал Хват.

– В чем дело? – занервничал водитель.

– Сейчас узнаешь. И очень советую тебе затормозить без моей помощи.

«Тойота» съехала на обочину, шурша гравием. Некоторое время тишину нарушало лишь урчание двигателя, работающего на холостых оборотах.

– Ну? – спросил водитель, попытавшись придать своему тону вызов.

– Сними очки, – сказал Хват.

– Зачем? – в возгласе без труда угадывалась близкая истерика.

– Сними. Я хочу видеть перед собой твои глаза, а не эти дурацкие стекляшки.

– Очки как очки. Хочу – ношу, хочу – нет. – С этими словами водитель выполнил пожелание своего странного пассажира и втянул голову в плечи, явно опасаясь внезапного удара.

– Тебя как зовут? – спросил Хват.

– Виктор. И что с того?

– Ты, Витя, запомни, пожалуйста, что я стукачей на дух не переношу. Запомнил?

– Да. – Глаза водителя моргали все чаще, косили все отчаяннее.

– Кроме того, – бесстрастно продолжал Хват, – у меня на тебя гораздо более серьезный компромат имеется.

– Какой компромат?

– Ну, ты вот, к примеру, о хозяине своем исключительно в среднем роде говоришь. Я тебя спрашиваю: «У Антоненко баба есть?» – а ты мне: «Оно тебе надо?» – Хват очень похоже скопировал интонацию водителя. – И так неоднократно. Выходит, шеф – оно. Как думаешь, понравится ему это?

– Херня какая-то, – пробормотал слегка успокоившийся водитель. – Мелешь чушь всякую. – Он взялся за рычаг переключения скоростей.

– Погоди, – остановил его Хват. – Я еще не все сказал. Ты, Витя, в своих очечках смотришься довольно херово, но еще хуже будешь смотреться, если вместо них появятся два синяка. Даже посреди праздничной поляны. Вспоминай об этом всякий раз, когда в твою голову будут приходить разные глупые идеи. Договорились?

– Договорились, – буркнул водитель. За всю воспитательную беседу он посмотрел в глаза собеседнику лишь один раз, и этого оказалось достаточно, чтобы на его висках проступили и больше не просыхали крупные бисерины пота.

– Тогда трогай. Куда ехать, помнишь?

– «Охотный ряд».

– Молодец. Оказывается, ты не безнадежен, Витя.

Выдавивший из себя чуть смущенную улыбку, водитель сделался похожим на человека, мающегося животом. Было ясно, что ему ужасно хочется подстроить Хвату какую-нибудь пакость, но было ясно также и то, что он сто раз подумает, прежде чем решится перейти от замыслов к делу.

Что и требовалось доказать.

* * *

Вечером Катя устроилась перед телевизором и принялась бездумно переключаться с канала на канал, думая о своем. Это был ее клуб кинопутешествий. Клуб одиноких сердец.

Мелькали на экране всезнающие обозреватели и развеселые шоумены, зубоскалили пародисты, приплясывали от избытка чувств артисты, двигали силиконовыми губами певицы. Катя смотрела на все это пестрое карнавальное шествие, а видела перед собой брата.

По ее убеждению, Миша пропадал. Не спивался, нет – он не принадлежал к числу тех мужчин, которые валяются под заборами, маются тяжкими похмельями и загибаются от кондрашки. Его разъедала тоска. Посмотришь ему в глаза и представляешь себе зверя, томящегося в клетке. Наверное, ему нужно было родиться в другое время, в другом месте. Не в разваливающейся стране, не в эпоху глобального рынка. Плавать бы ему по далеким морям, открывать неведомые земли, сражаться за честь прекрасных дам, рубить головы драконам. А он, Миша, последние месяцы прозябал в Москве, сыпля прибаутками… отшучиваясь, отмалчиваясь, открещиваясь.

Никому не нужный и одинокий, как костер, разведенный посреди степи непонятно для чего, неизвестно кем. Костер на ветру. Вроде бы светит, вроде бы греет, но для кого? И на сколько его еще хватит?

Может быть, напрасно Катя встретила в штыки Мишину избранницу? Хоть какая-то живая душа рядом. Но в таком случае, кто такая сама Катя? Разве не живая душа? И по какому праву самозванка Алиса умыкнула у нее брата? Разве она способна окружить мужчину настоящей заботой и лаской? Обстирать, накормить, вовремя напомнить о необходимости постричься, почистить обувь, сменить рубашку. Он такой сильный… и такой беспомощный в быту, Миша. Пропадет без опеки.

Катя посмотрела на часы. С тех пор как брат съехал из дома, она делала это в два раза чаще, чем прежде. Ну а после того, как он пообещал вернуться, Катя сверялась с часами чуть ли не ежеминутно. Она торопила время, подгоняла. И наконец дождалась.

Чирикнул дверной звонок, Катя стремглав ринулась в прихожую, увидела в глазок брата, распахнула дверь, потом объятия… В ее протянутые руки перекочевал увесистый сверток, затем второй, потом пришлось заносить в дом какие-то сумки, пакеты.

– Вот и все мои сбережения, – сказал Хват, когда перемещение багажа с лестничной площадки завершилось. – Движимое и недвижимое имущество.

– В основном движимое, – заметила Катя. – Таскаешься с ним туда-сюда, как дурень с писаной торбой.

– Воспитательная беседа откладывается на потом. Жрать хочу. Покормишь?