— Адретта, — сказали мы с Женей хором.

— Почему «адретта»-то? — возмутилась мама, полезла в блокнотик с записями, вынуждена была признать: — Правда, адретта… Говорят, очень вкусная!

— Она только расползается широко, — вставил свои пять копеек Вова. — А так — очень вкусная, рассыпчатая.

— Да? Ты пробовал? — оживилась мама.

— Пробовал, — Вовка слегка улыбался. — А в сумке у вас… — я вдруг подумала, что он по старой привычке скажет «дорогая тёща», и ужасно испугалась, но Вова просто спросил: —…семена, наверное?

— Ой, не говори! У меня аж глаза разбежались, набрала всего-всего.

— Ну, придётся вашей дочери всё это садить… — с до боли знакомым сарказмом выдал Вова.

— Как?.. А!.. — до мамы дошло, что въезд на дачу ей заказан. — Вот, блин, я и забыла!

Она, конечно, попыталась выстроить хитроумную схему, чтобы вот она приехала, а мы бы пошли гулять совсем в другую сторону, и все таким образом друг друга не увидели. Но мы были непреклонны. Знаю я эти планы! Покажите хоть один хитроумный план, чтоб без косяков обошёлся…

Высадили мы матушку у дома, отдала она мне сумку с семенами — как от сердца оторвала. Выкатила кучу ценных указаний. Ой, блин…

26. КУРЫ, СВИНКИ И ТЕХНИЧЕСКИЕ СЛОЖНОСТИ…

НАСЫЩЕННО!

В общем, вы поняли, что жизнь у нас в эти дни происходила насыщенная, да? Тут тебе и Феденька, и стайки в курятнике под новых поселенцев подготовить, а кое-где разгородить, и садить надо… Нынче у нас навозу было — ну просто завались! Мы щедро раздали всей родне, и всё равно вдоль забора высилось несколько длиннющих гряд. Стометровая делянка цуккини — каково, а? Я не очень представляла, куда дену все эти тонны кабачков. В крайнем случае, тупо брошу в компост. Круговорот кабачков в природе. Но навоз надо было как-то превращать в перегной, а чтобы он просто лежал и вонял — вообще не вариант.

Немного тревожило меня, что при нашей технологии грядкоустройства нужно много травы, именно зелёной измельчённой. Косить да рубить — упаришься же. Где газонокосилку взять? А что они были, я точно знала. Кино, помнится, какое-то было с Куравлёвым, где он как раз работал подстригальщиком футбольного поля. А я сейчас на любой агрегат бы согласилась, лишь бы он косил. Куда кидаться?

— Да попроси Павла Евгеньевича, — сходу посоветовал Вовка, услыхав про мои терзания. — Этот, по-моему, может достать хоть автограф папы Римского.

Я про себя подумала, что Павел Евгеньевич, конечно, акула пера и мастер пиара своего времени, но из всего нашего списка только коз и нашёл — хотя, грех жаловаться, без него мы бы ни в жисть наших альпийцев не заполучили.

Плохо, что установить связь с редакцией «Восточки», находясь на даче, не представлялось никакой возможности. Поэтому Женя, упревший вместе с нами на посадке всяких кустов, получил перед отъездом домой пионерское поручение: дозвониться до «Восточно-Сибирской правды», выцепить Павла Евгеньевича и задать ему конкретный вопрос про газонокосилку. И вообще, может он к нам приедет, у меня тут в блокнотике вопросы поднакопились, глядишь — поможет порешать…

ПТИЧЬЕ НОВОСЕЛЬЕ

28 мая 1985.

На вторник у нас был оговорён выезд в лабораторию птицеводства. С утра примчался Женя, привёз кой-какие продукты, выстиранные вещи, грязное, наоборот, забрал — потому что реально проще туда-сюда стаскать пару кулей, чем развозить эпопею с «Сибирью», это уж если совсем край — и нас с Вовкой тоже забрал. А Наташка осталась с Иркой на даче, потому как на обратном пути мы хотели ящики с курочками прямо в салон поставить, чтобы контролировать — вдруг да они помирать начнут массово. Я, конечно, не очень представляла, что буду в этом случае делать, но возможность присматривать за процессом хоть как-то меня успокаивала.

Мы забрались в машину. По дороге туда было свободно, ящики куриные в верхний багажник упаковали. Вот назад поедем как табор, да.

— Позвонил я этому журналисту, — сказал через плечо Женя. — Обещал он заехать завтра-послезавтра.

— Ну, класс, — закивала я, — оперативненько.

— Или у него опять темы кончились, — скептически отозвался Вовка.

Кстати, про девчонок.

— Слушай, — я придвинулась к Вовке поближе и заговорила потише, — давай Тане с Иркой за отличную работу велики купим? А то мелкие на Наташкином вдвоём катаются, одна едет, другая бежит. А потом наоборот.

— А что, хорошая мысль, — одобрил Вова, — Евгеньича дождёмся, и можно съездить.

Ехать сегодня пришлось не особо долго — практически, снова к ИСХИ. В лаборатории нас ждали. Я ревниво оглядела отобранное для нас пополнение. Понятное дело, что самую элиту оставляют себе, но и среди нашего нового стада ни одного хромого/косого/болящего в глаза не кидалось. Бодрые, подрощенные птички. Естественно, в полтора-два месяца курьи дети стоили гораздо дороже, чем только что вылупившиеся суточные, зато моро́ки насколько меньше, да и формируем мы уже семьи, фактичекски.

Загорских лососёвых взяли пятнадцать штук, да к ним одного петю. Говорят, справляется, и даже до восемнадцати курочек можно к одному подселять.

Пушкинских — и того больше, на одного петушка аж двадцать пять девок, очень уж у них мужики активные.

А вот кохинхинов — всего четыре на одного. Вестимо, петухи этой породы не гонятся за рекордами. Были кохи, кстати, крупнее и старше прочих — младший научный сотрудник Лариса, которая рассказывала нам про всякие породы, сказала, что третьего июня им стукнет уже по три месяца.

Таскать транспортировочные ящики, закрытые с одной стороны металлической сеткой, досталось мужикам, а мне, как всегда — караулить машину и переживать, как мы доедем…

Возможно, это глупо и не имеет особенного практического смысла, но я радовалась. Скоро наш птичий двор станет реально разноцветным! А то сплошь белые леггорны и белые цесарки (пусть самочки, как оказалось, со слегка отличающимся пером на спинке, типа тоже белым, чуть другого оттенка, но один хрен).

Да, пока перо у новых курей было, так скажем, подростковое, но я предвкушала, какими красавцами станут они совсем-совсем скоро. Пушкинские — нарядными чёрно-пёстрыми. Загорские — как положено по названию, лососёвыми (хотя я бы скорее назвала их похожими на топлёное молоко с более тёмными, уходящими в средне-коричневый, подпалинами). Петухи у них тоже красивые были, по силуэту — прям классический петушок, с выразительным хвостом, с крупным гребешком, сами чёрные, с зеленоватым отливом, спина и грива серебристо-белые…

Ну, а про кохинхинов вы уже слышали. О-о-очень красивая птица, прям царская. Меня посадили на переднее сиденье и вручили ящик с ними, а Вова сел на заднее и сказал, что будет контролировать остальных. Ехали мы со скоростью престарелой черепахи, чтоб меньше трясло и колыхало, но за полчаса, так или иначе, добрались.

Гордые потомки динозавров заселились в свободные секции птичника, максимально далеко от проживающих у нас белоснежек — всё же, карантин. Лаборатория произвела на меня благоприятное впечатление, но… бережёного Бог бережёт.

Вова представил новую скотоптицу охраннику (в лице Роба) и сурово сказал:

— Свои! Сторожи!

Роб обнюхал непривычных жильцов сквозь сетку и посмотрел на Вовку, мол: понятное дело, будем сторожить. Робу скоро должен исполниться год, и он практически дорос до своих взрослых габаритов, дальше осталось только матереть. Пока ещё сохранялась подростковая нескладность и переизбыток движений, но скоро и это пройдёт.

В толстой книге по собаководству мы нашли несколько пород, на которые он был похож. Беда в том, что он походил на все их сразу. При этом парень вырос изрядно здоровым (сказалось, должно быть, усиленное питание) и при желании мог бы спокойно положить морду на стол, что стоя, что сидя — если бы допускал, что такое поведение будет одобрено хозяином. А хозяина признавал только одного — Вовку, хотя со всеми нами обходился весьма дружелюбно, особенно выделяя меня и бабушку (ну как же, основные кормилицы).

На этом события вторника ещё не закончились. Вечером к нам зашли мужики из бригады шабашников, которые в прошлом году нам все хозяйственные постройки ставили. Я их как раз в конце мая и ждала. Забились на дом, тот