на подушку и прикрывает глаза — я всё думал ты притворяешься, под дурочка косишь, несчастного, чтобы тебя Галина пожалела. Идиот — усмехается, но тут же морщится и прижимает руку к левому боку.

— Что у тебя слева? Всё время руку жмёшь.

— Шов, болит зараза. Двигаться не даёт совсем — тяжело выдыхает.

— Может обезболивающее поставят?

— Не хочу, так потихоньку привыкну, наверное.

— А что врачи говорят?

— Швы снимут и на волю — усмехается морщась.

— Понятно, а если серьёзно. С глазами что?

Он меняется в лице.

— Карма. Можешь выдыхать, за тебя сама судьба отмстила, как видишь.

— Как был клоуном, так и остался! Может, хватит паясничать, а пора жить нормально. Встреваешь вечно в передряги. Так и башку оторвут, не заметишь.

По его лицу пробегает волна боли. А меня прорывает, я столько лет молчал, а сейчас подвернулся случай всё ему сказать.

— Не твоё дело — его голос звучит надломлено.

— Не моё! Ты столько лет измывался надо мною! Бил, обзывал, унижал! Я же козлом отпущения был для тебя. Только скажи за что? Ведь я тебя и пальцем не тронул. У тебя была семья! У тебя есть братья! Тебя они боготворят! Вот только что ты сделал для них? В какую жизнь окунул, драться и воровать научил?! Из ада никак не выберетесь! Хотя сам мог жить по-другому и их научить. Всё могло бы быть по-другому.

— Уходи — Петька говорит хрипло и начинает задыхаться.

Что с ним?

— Петь!

Он шарит рукой по подушке и берёт маску в руку, тянет её к лицу, перехватывая другой рукой. Делает вдох, не выходит, словно нет кислорода.

— Включить — доходит до меня, что надо включить прибор.

Осматриваю его, где кнопка то? Нахожу её, слава Богу и нажимаю. Аппарат начинает тарахтеть как компрессор, и Петька делает первый нормальный вздох, слава Богу.

Выдыхаю спокойнее, а то за какие-то секунды такая паника в душе поднялась. Ведь я не специально и даже не думал, что мои слова так подействуют на него. Ведь он всегда был чёрствый и не воспринимал меня никогда.

После пятого вдоха Петька убирает маску от лица.

— Выключить? — спрашиваю.

— Да…

Нажимаю на кнопку выключения.

— Спасибо, что помог — говорит тихо.

Он. Мне. Говорит СПАСИБО?!

— Ты прости, я перестарался — оправдываюсь зачем-то.

— Ничего, я заслужил — поражает меня своим заявлением.

— Почему у нас всё так сложилось? — мне до сих пор не понятно.

Он молчит некоторое время. Я уже хотел встать и уйти, наверное, не хочет говорить со мною.

— Я… Я был очень сильно обижен на тебя — вдруг начинает говорить Петя — у тебя появился шанс жить по-другому. Не в аду, а у нас нет. Ни у кого.

Его слова проникают в сердце.

— Когда из больницы приехал Сашка сказал, что ты у тёти Гали теперь живёшь. Я… Я был в шоке. Почему не с нами? Почему именно ты. Почему она нас всех не забрала к себе. Почему именно ты оказался особенным? — он тяжело выдыхает — и я. Я очень злился на тебя, когда нам доставалось от отца с Сашкой, когда старался защитить Федьку маленького и всегда почти задавал себе один вопрос «За что мне всё это?». Но ответа не находил. А когда видел тебя с Галиной, как она поправляет на тебе рубашку, как она относится к тебе. Меня, наверное, переклинило. Я начал ненавидеть тебя. Думал ты дурак, и ничего не понимаешь. Не ценишь того, что вокруг тебя совсем другая жизнь, не наш ад.

Что им пришлось пережить всем…

— Прости, что не остался с вами — само слетает с языка.

— А ты бы остался? — удивляется.

— Я бы постарался, чтобы Галина Петровна помогла нам всем, если бы смог. Я не слышал, не разговаривал, жил в своём мире. Я даже подумать не мог, что вы варитесь в таком аду каждый день.

— Ещё каком — говорит хрипло.

— Надеюсь скоро всё изменится.

— Я тоже. И … прости меня за всё. Я был очень зол на тебя.

— А что изменилось сейчас?

— Сейчас ты слышишь, разговариваешь, понимаешь. И мне жаль, что ты не остался с нами, мне не хватало тебя. Ты так забавно мычал, когда кубики складывал — усмехается, но тут же морщится от боли.

— Мне тоже не хватало вас всех.

Через секунду дверь распахивается и на пороге появляются Сашка, Федька, Данька и Ванька, а за ними тихонько заходит Полина.

— О привет и ты тут — говорит Сашка и подходит к Петьке — Здорово — тихонько треплет его по плечу.

— А что так темно, день на дворе?! — возмущается Ванька и идёт к шторам.

— Стой — Полина пытается остановить его.

— Вот держи — Федька вкладывает солнечные очки в руку Пете.

— Спасибо — Петя улыбнулся и натянул очки.

— Теперь можно он в очках — возмущается Ванька и дёргает штору.

Палата, становится очень тесной, но по особенному душевной что ли, так как её наполнили близкие люди.

Данька расставляет принесённый бульон и кисель на соседней тумбочке, объясняя Пете, где что стоит. Он улыбается в ответ и мне кажется, чувствует себя счастливым. Впрочем, наверное, как и я сейчас, ощущаю себя в своей тарелке, ведь это моя семья.

Неожиданно все вздрагиваем от резкого голоса.

— Так прекрасно все в сборе! Вы сегодня же забираете все свои заявления гады, иначе пожалеете! — от голоса матери становится не по себе.

Глава 70

Полина.

Стою уже минут пятнадцать в коридоре больницы и смотрю в окно. Из Петиной палаты вроде бы не слышны крики, значит, нормально беседуют. Надеюсь, они хоть сейчас нормально поговорят за всё время.

Слышу шум в коридоре и оборачиваюсь. Бакулины всем составом идут по коридору и галдят. Выхожу к ним на встречу, хочу предупредить, что там Яша.

— Привет, что ты тут делаешь? — говорит Сашка.

— Там Яша, может, дадите им ещё немного времени или вы торопитесь.

— Ладно — говорит Федя, и они нехотя проходят к окну — а вы откуда узнали, где он? — ставит сумку на подоконник.

— На вахте сказали, в какой он палате.

— Понятно. Обещали конфиденциальность, но у нас всё как всегда! — ворчит Сашка.

— А он скрывается от кого-то? — решаюсь спросить.

— Конечно, от матери. Если она его найдёт, весь мозг проест.

— С чего это?

— Чтобы заявления забрали. Сегодня он должен был составить.

— Но он же не видит? — поражаюсь.

— Со слов.

— М. Понятно.

— Пойдёмте, а то бульон остынет —