– Такому человеку, как ты, – сказал Вельяминов, – никто не может отказать в уважении. Знай, что оказать тебе доверие я почту для себя за счастье.

И они расстались.

Невозможно выразить, какое впечатление произвела казнь Жамболата на кабардинцев, стоящих вне крепости. Слыша выстрелы и догадываясь о их значении, сотни отчаянных наездников с обнаженной грудью, разгоревшимися глазами, с устами, запекшимися кровью, неистово волновались, горя желанием мести. Им хотелось бы разорить, уничтожить крепость и все, что в ней находилось и жило, сравнять ее с землей и самое место это посыпать солью.

Но вот среди тревожной толпы появился валий, холодный и спокойный. По знаку его толпа замолкла. С повелительным жестом он крикнул: «На конь!» и мерным шагом поехал домой. Толпа безмолвно последовала за ним.

Солнце уже склонялось за горизонт, и, золотя долины своими лучами, яркими красками играло на ледяных вершинах отдаленных гор. Конвой валия шел мрачно и уныло.

В душе каждого из этой толпы некогда вольного народа возникало ясное сознание, что кончилась эпоха стремительных, волнующих кровь предприятий, что храбрый джигит должен будет скоро снять свои военные доспехи и променять острую шашку и незаменимого товарища боевой жизни – коня, на мирный плуг земледельца, влекомый ленивыми волами. И поникли головы, и мысли тревожные омрачили суровые лица. Видя гибель родного и привычного быта, они думали, что рушится счастье и будущность их вольного края. Не сознавали они, что то занимается заря светлого будущего, которое внесет в их край родной блага вековой цивилизации и превратит их кровью покрытые поля в роскошные нивы.

Вельяминов доносил Ермолову:

– Кабардинцы, хотя и опечалены смертью Жамболата Кучукова, но хорошо понимают, что единственно упорство его и неукротимый характер были причиною оной. Надеюсь, что происшествие сие не произведет никаких лишних беспокойств в Кабарде, а напротив того, многих воздержит от изменнических предприятий.

Между тем, проводив Кучука, Вельяминов был в затруднении. Волнение в Кабарде ощущалось, и ему нельзя было проехать из Нальчика на Линию с малым конвоем, – не из страха, которого он никогда не знал, а чтобы не изменить своему правилу – быть всегда сильнейшим. И вот он послал на Линию привести себе батальон пехоты с двумя орудиями – и ждал его прибытия. Весть об этом дошла до валия.

Ночью Вельяминова разбудили и подали ему письмо от Кучука. Валий писал ему:

– Генерал! Ты изъявил желание доказать мне доверие. Вот теперь представился к этому случай. Тебе дорога на Линию кажется опасной, и ты потребовал конвой из Екатеринограда. Прошу тебя, доверься пятистам кабардинцам, которых я тебе посылаю. Они проводят тебя до Екатеринограда.

Утром, с восходом солнца, партия кабардинцев двигалась по плоскости от крепости Нальчик к Екатеринограду. Но веселая джигитовка уже не оживляла этого поезда. Ни слова не слышно было в конной толпе, и только земля глухо звучала под копытами лошадей.

Впереди, один, задумчиво ехал Вельяминов.

1

Основу Кавказской линии в начале XIX века составляли крепости, редуты, форпосты и другие укрепления разных типов, тянувшиеся вдоль всей линии на более или менее значительном расстоянии друг от друга. Однако, как ни сильны были эти укрепления, правительство осознавало, что с одной регулярной армией не одолеть беспокойного Кавказа, и лучшим средством в деле замирения края является заселение его казачьими станицами и крестьянскими селами. Поэтому оно делает то и другое, стараясь при всяком удобном случае увеличить число линейных казаков вливанием в станицы новых поселенцев или даже обращением целых крестьянских сел в казачье звание. Таковыми стали села и слободы, а потом станицы: Александрийская, Шелковская, Павлодольская, Прохладная, Солдатская, Курская, Подгорная, Незлобная, Государственная.

– Мужики не только будут сеять хлеб, разводить скот, кормить и одевать семью, но и охранять свою землю от ворога, – говорил Ермолов.

Он зачислил в Хоперский полк 200 калмыцких семей, из которых были созданы две сотни прекрасных конников-степняков.

К нему обратились ногайцы с просьбой зачислить их в казаки, и они были записаны. По примеру калмыков и ногайцев на службу попросились 583 осетина и черкеса. Из них была создана команда при Моздокской крепости.

Всем кавказцам, желающим добровольно и честно служить России, Ермолов повелел увеличить земельный надел до 30 десятин на душу. Горцы, подвластные князьям, бекам, вступая в казаки, становились свободными. Привлекал он к службе и горскую верхушку.

Передвижка казачьих станиц с тыловых позиций на передовые кордонные линии, перевод в казаки продолжались и после отставки Ермолова. Переселял казаков генерал Емануель – командующий войсками на Линии. При нем казаки Волжского полка селились вдоль Подкумка, ставили станицы у горы Горячей, в развилке Малого и Большого Ессентучей, у ключа Кислого.

Обращал крестьян в казаки и другой командующий на Линии – Вельяминов. Вельяминов – потомственный дворянин, не знал тонкостей казачьего дела и поручил перевод начальнику штаба Линии генерал-майору Петрову Павлу Ивановичу. Но и для него, прирожденного казака, перевернуть судьбу многих тысяч крестьян, переиначить их быт, заботы, души, превратить из вечных пахарей в полувоенных людей, оказалось делом нелегким.

Главная трудность состояла в том, что мужчины Орловской, Курской, Тамбовской, Воронежской, Харьковской губерний умели хорошо пахать и сеять, но как огня боялись оружия. Нехотя, с величайшим напряжением, осваивали они джигитовку, стрельбу, способы владения шашкой и пикой. Офицеры Гребенского, Моздокского, Волжского, Хоперского и Кубанского полков мучились с новобранцами, кляли белый свет, пока им удавалось добиться своего.

С грехом пополам из числа бывших солдат подготовили вахмистров, хорунжих, а сотников и есаулов пришлось назначать из офицеров регулярных войск.

Но в 1827 году Ермолов был устранен и на его место назначен блестящий молодой полководец Иван Федорович Паскевич, впоследствии граф Эриванский и князь Варшавский, увлеченный более делами в Закавказье и войной с Персией и Турцией.

С 1817 по 1831 год Кавказская линия была представлена самой себе. Наступательные действия против «Кавказской цитадели», начатые Ермоловым, прекращены, и энергичную работу сменила полная бездеятельность, способствовавшая развитию в горах Чечни и Дагестана фанатического религиозного учения «мюридизма», и стоившая затем России потоков крови и десятков лет упорной войны.

Во всем противодействующий начинаниям Ермолова Паскевич не только приостановил всю работу своего прозорливого предшественника, но даже, в противовес ей, отдал приказ, чтобы взамен постройки укреплений начальники Линии старались сосредотачивать внезапно отряды, вторгаться в земли горцев и потом возвращаться на свои пункты для приготовления к новым экспедициям. Такой способ действия вел только к бесполезному пролитию крови, напрасно затягивая войну и создавая в горцах уверенность в невозможности для русских укрепиться в горных теснинах и дремучих лесах предгорий.