все еще нуждался в Гэрэле, но понимал, что опасно давать столько власти в чужие руки.

— Я понял, — произнёс живой мертвец всё тем же неестественным голосом. — Прошу прощения, генерал Гэрэл. Я помню вас из прошлой жизни. Я рад служить вам.

Гэрэл поёжился, торопливо кивнул и отвёл взгляд.

Глава 18. Просто человек

Господин Лис был произведен в придворные астрологи и стал личным советником царя. Двор Токхына еще не видел такого стремительного карьерного взлета.

И такого стремительного падения, думал Гэрэл уже про себя. Официально он по-прежнему оставался верховным стратегом страны, но отлично понимал, что его власть уже совсем не та, что раньше, — а значит, это вскоре поймут и остальные. Если раньше в представлении Гэрэла путь к трону Чхонджу состоял всего из нескольких ступенек — ему подчинялась армия, и казалось, что убрать с дороги Токхына — лишь вопрос времени, — то теперь он вновь увеличился до вида бесконечно длинной и трудной лестницы.

Токхын был недоволен ходом войны. Война с Рюкоку, как и боялся Гэрэл, чересчур затянулась. Армия Чхонджу постепенно теснила рюкокусцев вглубь страны, но и сама несла большие потери. Многие рюкокусцы продолжали верить, что их император жив и когда-нибудь вернется, и эта абсурдная вера вдохновляла их на сопротивление.

Даос постепенно настраивал царя против Гэрэла, и Токхын все больше погружался в параноидальные идеи. Он все чаще демонстрировал Гэрэлу подозрительность в его отношении. Пока что он по-прежнему не мог обойтись без генерала, но присутствие бессмертного телохранителя придавало ему все больше уверенности в себе.

Виной всему был оживший мертвец. Его нужно было устранить, но как это сделать — Гэрэл не знал и сомневался, что хоть кто-то знает; разве что сам воскресивший Юкинари даос, Господин Лис, чудак и горький пьяница.

Хоть и крошечным, но утешением служил тот факт, что даоса при дворе невзлюбили даже больше, чем самого Гэрэла. И дело было не в том, что Господин Лис был колдуном-яогуай. Придворные провели много лет бок о бок с Гэрэлом, которого считали таким жеяогуай, и не раз имели возможность убедиться, что кроме внешности он мало чем от них отличается — видели, что он не волшебник, что его можно ранить, что он устаёт, злится, радуется точно так же, как и они. Вкупе с давней комичной увлеченностью Токхына сверхъестественным это была мощная прививка против страха перед магией. Мало кто всерьез верил в способности Ху-сяньшена.

(А зря).

Нет, даоса невзлюбили по гораздо более банальной причине: он оказался отменно неприятным в общении человеком, умевшим одним своим присутствием создать вокруг себя воронку ненависти. И безысходности — потому что пойти против Господина Лиса теперь означало пойти против самого Токхына.

Гэрэл всю жизнь закрывался от других собственной чуждостью; алхимик выпячивал ее, словно военные награды, и обожал позёрствовать. Кое-какие его реплики и выходки предназначались специально для того, чтобы удивить окружающих. Но вот какие именно — люди не всегда могли понять, потому что в общем и целом он вёл себя не менее, а то и более эксцентрично, чем когда хотел произвести впечатление.

При этом он не стремился дистанцироваться от людей. Господин Лис был не дурак выпить и подраться, был общителен — даже сверх меры; но на практике это означало, что он мог часами заливать в уши собеседника первосортное дерьмо, после которого собеседнику хотелось или удушить его, или повеситься. Видно было, что Ху-сяньшен прекрасно понимает, насколько неприятен всем вокруг, но это приносило ему лишь некое извращенное удовлетворение. Он почти никогда не бывал серьёзен, обожал всяческое кривляние и вообще, на взгляд Гэрэла, вёл себя безобразно, не лучше площадного комика. Чувство юмора у него имелось в достатке, но довольно мрачное — он считал удачными лишь шутки о смерти, сумашедших и извращенцах, а также те шутки, которые обижали других.

У Гэрэла была своя причина избегать общения с Ху-сяньшеном. После происшествия с Юкинари Господин Лис был почти физически неприятен Гэрэлу.

Однажды Господину Лису все же удалось увлечь генерала беседой, если можно так выразиться, — но после этой беседы Гэрэл возненавидел алхимика еще больше.

Это произошло в саду императорского дворца. Накануне придворный художник Ван Фусин попросил генерала позировать для его новой картины, где он намеревался нарисовать Четырёх Великих Зверей в человеческом облике. Гэрэл, разумеется, должен был изображать Белого Тигра. Гэрэл долго отказывался, но художнику всё же удалось его упросить.

— Ну, долго еще? — мрачно спрашивал Гэрэл.

— Чуть-чуть осталось. Подождите еще немного, пожалуйста, — попросил живописец.

Гэрэл стоял, прислонившись к дереву и скрестив руки на груди, и думал о том, что вид у него, должно быть, скорее угрюмый, чем величественный.

В этот момент и появился Ху-сяньшен. Он довольно любезно поздоровался с обоими (Гэрэл при виде него поморщился и ничего не ответил), заглянул в свиток.

— Хм, — многозначительно выдал Ху-сяньшен при виде свитка и тут же придрался: — А вас не смущает, господин художник, что для роли Великого Тигра вы выбрали… — «Ну же, кого? Демона? Белую кровь?». Даос помедлил и закончил: —…южанина?

Ван Фусин замялся, но быстро нашелся:

— Неважно, кто из нас в какой земле родился — каждый служит тому богу, чьим оружием сражается.

— Глубокое суждение, — хмыкнул даос. — И все же что мешало вам, господин Ван, изобразить в роли Тигра государя нашего Токхына, еще больше возвеличив таким образом императорскую славу?

Он откровенно насмехался, но Ван Фусин стушевался и начал бормотать, что заслуги императора, конечно, никто умалять не собирался, но фактура у Токхына несколько неподходящая, да и вообще…

Гэрэлу тоже захотелось посмотреть на рисунок. Он подошел ближе.

Наверху рисунка расположилась Черепаха, поскольку ей принадлежал север. Она, конечно же, в представлении Фусина оказалась учёной девицей с царственной причёской, с книгой в одной руке и с мечом в другой.

Тигр занимал левую сторону листа. Стараясь изобразить Небесного Тигра во всей красе, живописец не постеснялся облачить его в до нелепости богатые доспехи, украшенные узорами и драгоценными камнями. Фусин не был особенно талантливым портретистом, тем не менее в чертах лица бога — резких, совсем непохожих на черты жителей Срединных государств — прослеживалось несомненное сходство с Гэрэлом. Волна белокурых волос, тонкий, хищный, надменный профиль.

Феникса на юге художник изобразить пока не успел.

Дракона на востоке Ван Фусин явно нарисовал под впечатлением от рассказов об императоре Юкинари — со свитка смотрел загадочный красавец в узорчатых рюкокусских шелках. Накрашенный, с манерно опущенными ресницами. Непонятная улыбка, холодная (ну да, ведь рюкокусцев считают коварными подлецами). А