Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В завершение дадим краткий анализ – интервью со специалистом.
– Есть кто-нибудь на примете? – спросил Партридж.
– Пока нет.
– Я знаю одного, – вступил в разговор Карл Оуэне. – Ральф Салерно, бывший нью-йоркский полицейский, живет в Нейплсе, во Флориде. Читает лекции о преступности полицейским по всей Америке, автор нескольких книг. Дока по части похищений. Я видел его по телевизору. То, что нам надо.
– Давайте на нем и остановимся, – сказала Айрис, глядя на Партриджа, который одобрительно кивнул.
– Карл, – вмешался Лэс Чиппингем, – у нас ведь есть филиал в Нейплсе. Можешь действовать через них, или пусть Салерно вылетает в Майами.
– В любом случае, – добавила Айрис, – зарезервируй спутниковое время, чтобы Гарри мог взять у него интервью.
– Можете не беспокоиться, – сказал Оуэне, делая пометку.
Обсуждение длилось еще минут пятнадцать, затем Рита побарабанила пальцами по столу.
– Довольно, я думаю, – объявила она. – Разминка окончена. Начинается настоящая работа.
В гуще серьезных забот произошла небольшая буря. В интересах дела Гарри Партридж решил подробно расспросить обо всем Кроуфорда Слоуна. Партридж рассчитывал, что Слоун, как это часто бывает в сложных ситуациях, знает больше, чем ему кажется, и что с помощью умело сформулированных, целенаправленных вопросов можно вытащить на свет новые факты. Слоун уже дал согласие на разговор.
Когда в комнате для заседаний Партридж напомнил Слоуну об их договоренности, неожиданно у них за спиной кто-то произнес:
– Если не возражаете, я бы тоже посидел и послушал. Может, что-то узнаю.
Опешив, они обернулись. Перед ними стоял Отис Хэвелок, который вошел, когда собрание уже закончилось.
– Раз уж вы спросили, – сказал Партридж, – то я возражаю.
– Вы, случайно, не мистер ФБР? – спросила Рита Хэвелока.
– Это вы по аналогии с мисс Америкой? – дружелюбно отозвался тот. – Вряд ли мои коллеги с этим согласятся.
– Если говорить серьезно, – сказала Рита, – вы вообще не имеете права здесь находиться. Сюда запрещено входить кому бы то ни было, кроме членов группы.
Хэвелока это заявление, казалось, озадачило.
– В мои обязанности входит охранять мистера Слоуна. А кроме того, речь ведь идет о похищении. Не так ли?
– Да.
– В таком случае мы решаем общую задачу – ищем семью мистера Слоуна. Поэтому все, что вы обнаружите, все, что заносится туда, – он указал на доски, – в ФБР тоже должны знать.
Все присутствующие, в том числе Лэсли Чиппингем, умолкли.
– Тогда, – сказала Рита, – давайте установим обратную связь. Могу я прямо сейчас послать корреспондента в нью-йоркское отделение ФБР, чтобы его ознакомили со всеми поступившими туда донесениями?
Хэвелок помотал головой:
– Боюсь, это невозможно. Некоторые донесения секретны.
– Вот видите!
– Слушайте, ребята. – Хэвелок чувствовал, что обстановка накаляется, и старался говорить сдержанно. – Вы, наверное, не до конца отдаете себе отчет в том, что мы имеем дело с преступлением. И каждый, кому что-либо известно, по закону обязан тотчас сообщить об этом ФБР. В противном случае он нарушает закон.
Рита, которой частенько изменяла выдержка, возмутилась:
– Помилуйте, мы же не дети! Мы постоянно проводим расследования и знаем правила игры.
– Хочу заметить, мистер Хэвелок, – вставил Партридж, – что мне неоднократно доводилось работать в тесном контакте с ФБР – ваши люди славятся тем, что принимают любую информацию, а взамен не дают никакой.
– ФБР не обязано ничего давать взамен, – рявкнул Хэвелок. От его прежней сдержанности не осталось и следа. – Мы правительственная организация, за нами стоят президент и конгресс. Вы же сейчас пытаетесь создать нам конкуренцию. Так вот, позвольте вам сообщить, что если кто-нибудь вздумает препятствовать официальному расследованию, скрывая информацию, ему будут предъявлены серьезные обвинения.
Чиппингем решил, что пора вмешаться.
– Мистер Хэвелок, – сказал шеф Отдела новостей, – уверяю вас, мы не нарушители закона. Однако мы вольны проводить расследование так, как считаем нужным, и иногда нам это удается лучше, чем тем, кто, по вашим словам, занимается “расследованием официальным”. Речь идет о так называемой “привилегии журналиста”. Я допускаю, что здесь существуют некоторые нюансы, но ни в коем случае нельзя забывать о праве корреспондентов вести расследование, держа в тайне источники информации, – раскрыть их может заставить только суд. Так что ваше требование прямого и абсолютного доступа к любой поступающей информации есть не что иное, как посягательство на нашу свободу. Посему должен вам сказать, хоть мы и рады видеть вас здесь, есть предел для вашего доступа – черта, переступать которую вы не имеете права, она – вон там. – И он указал на дверь комнаты для совещаний.
– Будь по-вашему, сэр, – сказал Хэвелок, – однако я не уверен, что дело обстоит именно так, и надеюсь, вы не будете возражать, если я доведу это до сведения Бюро.
– Ничуть. Я не сомневаюсь, они подтвердят правомочность наших действий.
Однако Чиппингем молчал о том, что Си-би-эй, как любая служба новостей, решает сама, когда и какую информацию раскрывать, даже если ради этого придется погладить ФБР против шерсти. Он знал, что в Отделе новостей это мнение разделяет большинство, что же до возможных последствий, то если их не удастся избежать, Си-би-эй примет удар на себя.
После того как Хэвелок отправился звонить, Чиппингем сказал Рите:
– Свяжись с охраной. Попроси ключи от всех наших комнат и запирай их.
* * *
Уединившись в кабинете и включив магнитофон, Партридж и Слоун повели разговор. Партридж задавал старые вопросы, добиваясь большей конкретики, но ничего нового так и не выяснил. Наконец он спросил:
– Кроуф, может быть, краем сознания или даже подсознания ты ухватил какую-то деталь, которая вызывает смутные ассоциации со случившимся? Это может быть любой пустяк, который вызвал у тебя недоумение, а в следующую секунду ты о нем уже забыл.
– Ты вчера меня об этом спрашивал, – задумчиво ответил Слоун.
За минувшие двадцать четыре часа его отношение к Партриджу заметно изменилось. Слоун стал дружелюбнее. Более того, он стал доверять Партриджу и даже полагаться на него, как никогда прежде. Теперь он испытывал к Гарри Партриджу необъяснимое чувство благоговения, словно видел в нем главную надежду на возвращение Джессики, Никки и своего отца.
– Я знаю, что спрашивал, – сказал Партридж, – и ты обещал подумать.
– Что ж, я думал над этим вчера вечером и, кажется, кое-что надумал, хотя это не более чем смутное ощущение – никакой уверенности у меня нет. – Слоун с трудом подбирал слова, он всегда испытывал дискомфорт, когда имел дело с сырыми, неотшлифованными идеями.