Жан Эд (1601—1680), канонизированный в 1925 году, посвятил более пятидесяти лет своей жизни подготовке священников. Он был членом ордена ораторианцев, но чтобы достичь своих целей, основал в 1643 году Конгрегацию Иисуса и Марии (эдистов), которая и осуществляла руководство крупными семинариями.

Простой народ передавал знания из уст в уста, сводя их к форме примет, пословиц и поговорок. Подданные христианнейшего короля и просвещенного кардинала присутствовали при сожжении еретиков и верили в «серого монаха», то бишь домового.

Мы уже говорили о роли Церкви в общественной и культурной жизни; речь о ее роли в политике и администрации еще впереди. Но какое место отводилось религии? Была ли она господствующей идеологией? Силой, цементирующей общество? Кардинал-министр Ришелье последовательно утверждал концепцию централизованного национального государства, первым начав оперировать понятием «родина». Между католиками и гугенотами не проводилось различия, если они были добрыми подданными короля; в войне с католической Испанией можно было заключить союз с протестантскими государствами. Религия должна была поддерживать нравственное здоровье нации; все остальное – чистая политика.

Напрасно было ожидать от неграмотных крестьян, чтобы они разбирались в вопросах веры и тонкостях церковных догматов. Им была присуща наивная, простая вера, не требовавшая лишних вопросов, – «вера угольщика». Это выражение обязано своим происхождением сказке об угольщике и дьяволе. Дьявол, пытаясь смутить простого угольщика, спросил, во что тот верит. «Я верю в то, во что верит Церковь», – отвечал угольщик не задумываясь. «А во что верит Церковь?» – не отступал искуситель. «Она верит в то, во что верю я», – последовал ответ, который заставил смутиться самого черта.

Вера была чем-то привычным, окружавшим человека с самого детства, одной из традиций, о происхождении которых не принято задумываться. Поклонение языческим богам плавно переросло в культ многочисленных святых, к которым относились очень прагматично: «Святому честь по чудесам его». Им приносили жертвы, как в свое время идолам; после сбора урожая оставляли в поле одну несжатую полоску (славяне говорили – «Волосу на бородку», французы приносили ее самому Богу). Бога – всевидящего и всезнающего – наивно пытались провести: например, пожертвовать ему не сноп из колосьев, а охапку соломы.

Христианские символы стали своего рода ориентирами, условными обозначениями в системе ценностей. На кресте приносили клятву, и крестное целование должно было подтвердить ее нерушимость. Но в тот век, насквозь пропитанный лицемерием, никаким клятвам верить было нельзя. Карл Лотарингский, принося клятву в покорности французскому королю, предварительно позаботился о том, чтобы зарегистрировать у нотариуса свой протест, согласно которому эта клятва недействительна, поскольку «вырвана у него под принуждением». Аналогичным образом поступила впоследствии Анна Австрийская, ставя подпись под документом, определяющим порядок регентства после смерти Людовика XIII. «Крест деревянный, крест железный; если солгу – гореть мне в аду!» – эта детская клятва вызывала у взрослых только ироническую улыбку. Сами они придумали добавлять к обязательству слова «соломенный крест», заранее предупреждая о том, что могут отказаться от данного слова, если обстоятельства изменятся.

Весьма показательна в этом плане история Жака Дави дю Перрона (1556—1618), которого кардинал Ришелье считал своим учителем и благодетелем. Его отец был протестантским священником и вместе с малолетним сыном бежал от преследований в Швейцарию. Жак был самоучкой, однако к двадцати годам стал одним из ученейших людей своего времени. Он отправился в Париж, где, подобно Генриху Наваррскому, отрекся от протестантства, но не для спасения своей жизни, а для того, чтобы получить должность королевского чтеца. Затем он принял сан священника и стал придворным проповедником. Всеми его поступками руководило честолюбие. О гибкости его убеждений свидетельствует такой факт. Однажды дю Перрон произнес перед Генрихом III красноречивую проповедь против атеизма, приведя убедительные доказательства бытия Божия. Король осыпал его похвалами. Из тщеславия проповедник тут же произнес новую речь, не менее убедительно доказав, что Бога нет. Король прогнал его с глаз долой, но должности не лишил.

После убийства Генриха III дю Перрон привязался к кардиналу де Бурбону и выдавал его секреты Генриху Наваррскому Тот сделал его в 1591 году епископом Эврё и включил в число прелатов, готовивших его к принятию католичества, – это была чистая комедия, преследующая ясные политические цели. Затем дю Перрон отправился в Рим и ценой многих унижений добился отмены интердикта, наложенного на французское королевство. В 1600 году он стал кардиналом, архиепископом Санса, великим капелланом и командором ордена Святого Духа. Он участвовал во всех богословских спорах, неизменно нападая на протестантов. Именно он оказал первую протекцию молодому епископу Л юсонскому, разглядев в нем острый ум, политическое чутье и деловую хватку.

Лицемерие удачно скрывали за яркой ширмой обрядов, чем широко пользовалась католическая церковь. На какое-то время можно было действительно создать впечатление, что верующие живут по заповедям Христовым. На Страстной неделе, в Чистый четверг, король омывал ноги бедным, символизировавшим Двенадцать Апостолов, и прислуживал им за трапезой, символизировавшей Тайную вечерю, подавая хлеб и разрезая мясо. Генрих IV заставил своего старшего сына впервые участвовать в этой церемонии, когда тому не исполнилось и шести лет, и в первый раз малыш не смог преодолеть отвращения, обряд исполнили в его присутствии священники, состоявшие при его особе. На следующий год король сам выполнил обряд, а дофин ему помогал, но уже с 1610 года Людовик постоянно исполнял эту королевскую обязанность.

С другой стороны, XVII век породил настоящих подвижников, занимавшихся проповедованием истинных духовных ценностей и просвещением народа. Это была эпоха кипучего религиозного обновления, эпоха Франсуа де Саля (канонизирован в 1665 году) и Жанны де Шанталь (канонизирована в 1767 году), Винсента де Поля (признан святым в 1737 году) и основателей французской духовной школы – Пьера де Берюля, Жан-Жака Олье, Жана Эда. Благодаря им возникли новые религиозные конгрегации (орден ораторианцев, эдисты, орден Визитации, лазаристы), а уже существующие монашеские ордены активизировали свою миссионерскую и просветительскую деятельность.

Франсуа де Саль (1567—1622) происходил из мелкопоместных дворян, изучал право в Париже и Падуе, стал адвокатом в Шамбери, но, получив божественное откровение, решил сделаться священником. Он был талантливым проповедником, вел аскетическую жизнь, чем и покорил жителей Савойи, а затем и парижан. Кроме того, Франсуа де Саль обладал замечательным чувством слога и первым перешел на современный французский язык, чтобы быть понятнее читателям. В 1607 году, вместе с савойским юристом Антуаном Фавром, он основал Флоримонтанскую академию, в которую вошла местная интеллектуальная и художественная элита, – за двадцать восемь лет до создания Французской академии. Отказавшись от дворянского звания, он вместе с баронессой Жанной де Шанталь основал в 1610 году орден Визитации, посвященный созерцанию. В период своего расцвета орден насчитывал 87 монастырей по всей Европе (при жизни Жанна руководила тринадцатью из них). Франсуа де Саль не проповедовал уход от мира, его духовное учение было приспособлено для мирян всех сословий, желавших служить ближнему. Ему неоднократно доверяли дипломатические миссии, он был уважаемым и общепризнанным послом мира. Во время одной из таких поездок он и скончался.