Нахлынувшие воспоминания боевой молодости оборвались одновременно с замолчавшим пулеметом — закончились патроны. Юрий Сергеевич сморгнул, отгоняя последние остатки воспоминаний и возвращаясь в реальный мир (или как раз нереальный — Спящий Город так и остался для него одной большой загадкой), и подтянул к себе новую (и последнюю!) патронную коробку…

* * *

Ошибки быть не могло — чудовищный по силе импульс боли исходил от биокомпьютера — их бестелесный противник испытывал истинное, присущее лишь живым существам страдание. И было бы глупо не связать это с полыхающим впереди огнем…

Первым одновременно зародившуюся в их головах мысль озвучил Окунь:

— Кажется, куда-то мы все-таки попали… Или во что-то…

Ему никто не ответил — еще не до конца вышедшие из боевого транса люди настороженно вслушивались в самих себя. Ничего. Обычные, ничего не значащие мысли переживших еще один бой солдат. Радость оттого, что живы, и накатывающаяся безудержными волнами усталость…

Наконец Московенко махнул рукой:

— Отдыхайте пока. Что-то мне подсказывает — сейчас они не полезут… Как с боекомплектом?

С боекомплектом было хреновато — в среднем по полтора полных магазина у спецназовцев и примерно столько же — у зельцевских вояк. Плюс двенадцать выстрелов для подствольников и почти нерастраченный запас (минус четыре — у Зельца) ручных гранат. В целом не так уж и плохо — спецам приходилось воевать и при худшем раскладе.

Расселись тут же, на крохотном, отвоеванном у инопланетных тварей пятачке, прямо на многочисленных поваленных древесных стволах и тех самых "змееподобных" лианах, что совсем недавно поминали недобрым словом возвращавшиеся после неудачных поисков Московенко с Окуневым. Если не считать двух первых жертв, отряд майора вышел из боя на удивление невредимым: единственным более-менее серьезно пострадавшим был не участвовавший в схватке Мудель. Выяснилось это только сейчас — озабоченный его отсутствием Зельц после кратковременных поисков нашел бравого фельдфебеля слегка придавленным тушей одной из поверженных тварей. Пребывающий в глубокой прострации Мудель под с трудом сдерживаемый смех был извлечен из-под поправшего его даже после собственной смерти врага и с горем пополам приведен в чувство. О том, как он там оказался, фельдфебель ничего сказать не мог — да это никого особенно и не интересовало. Гораздо более неприятным моментом, нежели случившаяся с ним ретроградная амнезия, была довольно глубокая царапина на животе и бедре, нанесенная, видимо, когтями мертвой ныне твари — на повязку ушло целых два перевязочных пакета. Дабы оградить свой отряд от необходимости еще и присматривать за уже начинающим потихоньку жаловаться на боль в ужасной ране фельдфебелем, майор выдал ему шприц-тюбик с омнопоном из своей аптечки, надеясь, что спящий он доставит им куда меньше хлопот. После чего Мудель был "эвакуирован в тыл" и торжественно уложен в уютную ложбинку между двумя толстыми лианами. Зельц во всей этой эпопее не участвовал принципиально, старательно перебирая в который раз свой пистолет — впрочем, это было вызвано, может быть, иными побуждениями, нежели желанием содержать в чистоте механизм личного оружия…

* * *

Разгадка пришла, как водится, неожиданно и абсолютно случайно. Отдыхающий старший прапорщик Санжев, задумчиво жонглировавший энэрэсом (холодным оружием он — как, собственно, и все в отряде майора — владел ничуть не хуже, чем огнестрельным), отвлекся на вопрос Окуня, и его ладонь оказалась в точке встречи с ребристой рукоятью боевого ножа на долю секунды раньше положенного. Не успевшее завершить последнюю сложную "восьмерку", острое как бритва лезвие скользнуло по коже, оставив на ладони прапорщика крохотный разрез.

Беззвучно выругавшись, Анаболик поднял НРС и с досадой вогнал его в оказавшийся неожиданно податливым ствол стелющейся по грунту лианы. В тот же момент в головах полыхнул новый импульс чужой боли. Не ожидавшие ничего подобного люди вскочили, готовясь отразить новую атаку, однако все было тихо — твари не показывались, лишь вдалеке негромко потрескивало догорающее пламя рукотворного лесного пожара…

Оказавшийся ближе всех Окунь, прищурившись, посмотрел на торчащий из ствола нож, перевел взгляд на прапорщика — и вновь взглянул на ребристую рукоять. Задумчиво поиграл губами и, приняв, видимо, какое-то решение, сделал шаг вперед. Отстранив непонимающего Анаболика в сторону, присел на корточки и неожиданно вогнал НРС до самого ограничителя, почти без усилия провернув лезвие вокруг своей оси. Новый беззвучный крик боли заставил людей вздрогнуть, Окунь же со злорадной ухмылкой обернулся к майору:

— Как тебе такой расклад? А мы-то, два дурня, по кустикам скакали, искали чего-то… Он же так хотел нашим страданием насладиться — вот и привел нас сюда — здесь у него, видно, восприятие обострено… Чистое здоровье… Ну, сейчас я его еще немного обострю… — Рука лейтенанта легко выдернула нож из сочащейся чем-то белесым раны и ударила вновь, чуть в стороне. И, прежде чем разум людей снова заволокло дымкой боли, Окунь налег на НРС, разворачивая его горизонтально и почти перерубая исполинский нерв. Московенко, нехорошо усмехнувшись, шагнул вперед. Бросив Окуню короткое "Отойди!", направил ствол АКС на соседнюю "лиану": — Кажется, ЭТО не входило в твои гениальные планы, а, ублюдок? Ты неплохо развлекся с нами, теперь наша очередь… — Не-э-э-э-эт!!! — завизжал голос (и куда только делась былая надменность и презрительность по отношению к "примитивным прямоходящим!"). — Не делайте это-го-о-о-о… — Отчаянный крик захлебнулся болью в тот момент, когда первые пули рванули податливо-хрупкую плоть нервного волокна… И тут же, словно в ответ на испытываемое хозяином страдание ("А ведь уверял, что не контролирует своих собачек!" — мелькнуло в голове майора), твари пошли в атаку. Рванули напролом, со всех сторон разом, позабыв про любую тактику и стратегию, с отчаянием и безумством истинных камикадзе…

Все-таки правы были те не слишком талантливые полководцы, утверждавшие, что любое профессиональное умение можно задавить числом… Уж кого-кого, а спецназовцев ГРУ в недостаточной выучке обвинить было нельзя, да и немецкая пехтура, как вынужден был признать Юрий Сергеевич, тоже была отнюдь не новичком в военном деле — однако же купающаяся в крови атака персов медленно, но неуклонно приближалась к своему победному концу. Точнее — к воротам, что для защитников Города было одним и тем же…

Еще несколько минут назад замолчал последний из бивших со стены пулеметов, изрядно поредели запасы ручных гранат, сдавленно охнув, распластался на камнях спецназовец Крюк — расползающаяся из-под пробитой стрелой груди темная лужа не оставляла ему ни одного шанса, еще одна излишне меткая стрела нашла свою цель — на сей раз ею стал приподнявшийся для броска гранаты немецкий пехотинец, сухой пустынный ветер разметал дымный след предпоследнего выстрела РПО — А, оставившего после себя обугленные клочья тел да спекшийся от немыслимого жара песок, полетели вниз со стены пустые трубы израсходованных "Агленей" — но бой и не думал стихать. Оказавшиеся более предусмотрительными, чем хотелось бы генералу, вражеские командиры бросили в атаку свой последний, хотелось бы надеяться, резерв — две половинные когорты[72]свежих, не измотанных еще бойцов. Скрипнув зубами, Музыкальный рявкнул Монголу: "Присмотри тут!" — и с похвальной для его лет резвостью скрылся в люке. Спустившись — да что там "спустившись" — слетев вниз ("Ну ты даешь, генерал, а как же врачи со всеми их запретами? Повоюем еще!"), Юрий Сергеевич рванул к арке. Впрочем, мог бы и не спешить — из темного, курящегося пороховым дымом провала ("Молодцы, растянули-таки боекомплект!") уже показался отступающий отряд Лего— четверо немцев (включая танкистов), один из двоих ушедших с ним спецов и сам Легкопалов — черный от копоти, в разодранном и окровавленном камуфляже — но живой. Увидев генерала, Лего махнул рукой и проорал (после того как почти над головой столько раз шарахнула танковая пушка, он, естественно, практически ничего не слышал):