Повар отдал Ратише щипчики и, поклонившись и спросив, нужен ли он еще, вышел.

Гостомысл кивнул Ратише:

— А ты садись рядом.

Ратиша сел на край ковра и стал колоть панцири раков и подавать белую мякоть Гостомыслу.

Съев несколько раков, Гостомысл спросил:

— Ратиша, а что ты думаешь по поводу нашего военного совета?

— Ты прав, князь... — начал Ратиша.

Но Гостомысл его перебил:

— Ратиша, мне хватает хвалебных речей и от других. Мне хочется знать, что думает мой друг.

Ратиша раздавил очередную клешню.

— А что я думаю? Готлиб, разграбив Бирку, может, уже ушел далеко. Так мы будем гоняться за ним до зимы. Но что это даст нам? Мы будем ходить в чужих краях, нарываясь на ссоры с соседями, до которых нам раньше не было никакого дела и которым до нас не было никакого дела. А тем временем никто не занимается сбором дани с наших племен. Так не может продолжаться долго. Если ты не берешь с них дань, то обязательно найдется желающий взять дань. Хазары уже собирают дань с южных племен, которые раньше нам платили. Не зря тревожится князь Вяйнемяйнен, что булгары собираются идти вверх по Итилю. Так они доберутся и до наших земель. Да и дома непорядок — старшины вряд ли успокоились. Точно сейчас плетут новый заговор.

Ратиша поклонился:

— Прости, князь, за правду, но тебе пора возвращаться домой и наводить порядок.

Гостомысл отложил очередного рака на блюдо, некоторое время задумчиво глядел на огонь, затем проговорил:

— Верные слова ты сказал, Ратиша. Ты словно прочитал мои мысли — сначала надо навести в своем доме порядок. Я думаю, что пора собрать дань и показать зависимым племенам, кто над ними господин. Эта мысль меня давно тревожит. Только есть у меня одно сомнение — норманнов я взял в дружину. Но город не прокормит столько народа. Будут ссоры. Но и бросить их не могу — я дал им слово.

Ратиша чмокнул клешню, высасывая из нее мясо; высосав мясо, пустую скорлупу откинул в сторону.

— Княжеское слово нерушимо. Конечно, данное слово надо держать. В них есть выгода и для тебя — потому что они будут служить только тебе, и с ними тебе не придется оглядываться на народ, если ты решишь пойти в походили что еще иное задумаешь. Они тебе станут опорой и защитой, потому что их бог — золото и серебро, которое ты им обещал платить. — Ратиша ухмыльнулся. — Золото и серебро самые сильные боги. К тому же у них нет связей с местным населением, а потому твои приказы будут выполнять особенно исправно, никого не жалея.

— Но я не намерен... — начал Гостомысл и замолчал.

— Сейчас — да, а завтра? — сказал Ратиша.

— Да. Мне нужны верные дружинники, а не такие, что были у моего отца и которые после его гибели предали меня, — сказал Гостомысл. — Ты убедил меня, Ратиша, и завтра мы пойдем не на Бирку, а домой, а там двинемся в объезд своих земель. В больших городах буду оставлять отряды норманнов. Они и присмотрят за вождями племен, и, если надо, какое-либо поручение выполнят быстро.

Ратиша замялся.

— Но обычай велит отомстить Готлибу.

— Готлиб с моря не уйдет, и рано или поздно попадется нам, — сказал Гостомысл.

— А обориты? — спросил Ратиша.

— С оборитами тоже успеем разобраться. Сейчас они в союзе с Карлом Франкским, так что трогать их пока нельзя. Пока. Поэтому — подождем. «И это пройдет», — говорят было написано на перстне иудейского царя Соломона, славящегося своей мудростью, — сказал Гостомысл.

— Хорошо, — сказал Ратиша, — я передам Медвежьей лапе, что твои планы переменились.

— Погоди, никому ничего не говори, — перебил его Гостомысл.

— Почему? — удивился Ратиша.

— Потому что князь не красна девка и не может менять свои решения, как девка наряды, — сказал Гостомысл, и рассмеялся. — Ратиша, глупыш, но надо же все-таки сначала спросить богов, чего они желают нам? Дружине это интересно.

Ратиша покраснел.

— Ну да.

Через три дня грабеж Бирки закончился, и наступила тишина. Почти все дома в городе были уничтожены. Улицы были завалены трупами горожан: обезглавленных, разрубленных, задушенных.

На чудом оставшихся целыми воротах, среди сгоревшего до черных головешек двора, качались три трупа с кровавыми крестами на лбах. Это были сестры: постарше, помоложе и совсем юная. Они были абсолютно нагие, животы их были вспороты и их внутренности выпали на землю.

Их лица были искажены страшными страданиями, а волосы седыми, словно у столетних старух. На щеках остались следы кровавых слез.

Их сначала изнасиловали, затем на их лбах вырезали кресты, вспороли им животы и только после этого повесили.

Под трупами свора собак дралась из-за лучших кусков человечины, они тянули лежащие на земле внутренности, и со стороны казалось, что мертвые девушки все еще шевелятся.

Вороны, сидевшие на перекладине, пристально всматривались в синие девичьи глаза, прицеливаясь, как бы удобнее выклевать самое сладкое, что есть у человека.

Утром Харальд объехал город и убедился, что приказ конунга выполнен — грабежи прекращены. С этим сообщением он и прибыл в единственной оставшийся целым в городе дворец, который охраняла дружина.

Готлиб равнодушно выслушал Харальда, только спросил, остались ли в городе живые горожане.

— Нет, живых не осталось! — уверенно сказал Харальд. — Кроме наших воинов и христиан, в городе одни мертвые.

— Жаль, — сказал Готлиб. — Значит, трупы убирать будет некому. Солнце припекает, и скоро они завоняют. Придется завтра город покинуть.

— Значит, пора делить и добычу — сказал Харальд.

— Да, в полдень назначаю для живых пир. А перед пиром всю добычу сложить во дворе, я лично ее поделю.

Харальд покрутил ус.

— Но во дворце остались богатые горожане. Что делать с ними?

— Это уже моя забота, — резко обрубил Готлиб.

С богатыми горожанами он уже договорился о выкупе, так что им ничего страшного не грозило.

Пир готовился во дворе дворца, в котором обосновался Готлиб. Столы ломились от изобилия; на них выставили все, что нашли в кладовых города. Было множество кувшинов с вином — это для дружины и бочек с пивом — это для остальных.

Тут же во дворе были разведены костры, на которых жарились туши быков для простолюдинов. Для дружины на отдельном костре готовились свинина и баранина.

К полудню все было готово. К назначенному времени во дворе собралось войско.

Но, прежде чем приступить к веселью, главное — приходившие складывали к ногам Готлиба добычу.