Я повернулся к зеркалу и уставился на свои зубы.

– Регулярно хожу к дантисту, слежу, чтобы не появился кариес.

– Что ты сейчас видишь? – осведомилась маменька.

Я улыбнулся.

– Белоснежную улыбку!

– Нет! – рассердилась Николетта. – Оскал деревенского деда, который не в курсе новинок фэшндантизма.

Борис начал медленно отступать в коридор.

– Фэшндантизма, – повторил я. – Вас ист дас?

Только полным изумлением можно объяснить то, что в моей памяти всплыли осколки знаний немецкого языка, по которому у школьника Подушкина всегда стояла чахлая тройка.

Маменька воздела руки к небу:

– С кем я имею дело? Вава, можно подумать, что ты обитаешь в деревне Веселые хрюшки! Стыдно! Фэшндантизм – новое слово в зубах! А я лучший специалист по ортокосметостоматодизайну. У меня документ! Вот. Полюбуйся!

Маменька открыла папку, которую, войдя в холл, положила на консоль, и сунула мне ее под нос:

– Изучи.

Я увидел лист глянцевой бумаги, на котором красной краской напечатали «Диплом». Ниже шел текст: «Выдан госпоже Николетте д’Адилье, окончившей с отличием курс фешндантизма. Специализация ортокосметостоматодизайн. С правом обучения студентов. Институт фешндантизма при академии «Красота и здоровье» профессора Галкина».

– И когда ты успела посещать занятия? – поразился я.

– Не скрою, трудно занятому человеку выкроить время для получения второго высшего образования, – завела маменька.

Я попытался сохранить серьезное выражение лица. Чтобы получить второе высшее образование, надо для начала иметь первое.

– Но когда речь идет о наконец-то выбранном деле жизни, – продолжала Николетта, – перестанешь спать и после тяжелого трудового дня кинешься к роднику знаний.

Я сцепил зубы, чтобы не расхохотаться. Маменька никогда не работала. Ну, в далекой юности, лет эдак… Хм, не стану называть ее возраст. Выйдя замуж за писателя Павла Подушкина, Николетта родила сына, то бишь меня, принялась вести домашнее хозяйство и воспитывать мальчика. Если вы полагаете, что она бегала на рынок, готовила, стирала, гладила, водила малыша в школу, то жестоко ошибаетесь. У нас служили домработница, няня, шофер. Писатели совсем неплохо жили в советские времена, они ругали на кухне коммунистические порядки, восхищались западным образом жизни, но не брезговали получать продуктовые заказы в Союзе писателей. Отдыхать литераторы ездили на море в здравницы, которые принадлежали Литфонду, пользовались ведомственной поликлиникой, приобретали дефицитные книги в лавке писателей, посещали закрытые кинопросмотры в ЦДЛ. Правда, чтобы получить все эти блага, следовало стать членом творческого союза, издавать книги, к которым у руководства КПСС не было бы претензий. Большинство из тех, кто сейчас кричит: «Я был диссидентом», именно так и поступали. Идеологи КПСС не были идиотами. В СССР пресекалось инакомыслие, но во времена моего детства и юности существовали легальные диссиденты: книгописцы, барды, которым разрешалось критиковать власть. Их было немного, и все они знали: переходить некие границы нельзя. Существовал журнал «Крокодил», который высмеивал глупых начальников, взяточников, просто дураков. Регулярно выходил киножурнал «Фитиль», который бичевал людские пороки и обнажал язвы общества. Но! Как я уже говорил, не переходя определенных границ. Те, кто сейчас громко говорит: «Да, я при Советах писал про СССР всю правду, про пьянки среди руководства комсомола, о распущенности партийцев на местах, о глупости военных», – просто лукавят. Да, писали. Но! Не переходя границ, разрешая цензорам вычеркивать из своих произведений «неправильные» куски. Эти «диссиденты» получали большие гонорары, имели дачи-квартиры-машины-пайки. Якобы презирая власть, они ели у нее с руки. Были иные авторы. Они работали в аполитичном жанре, не воспевали КПСС, но и не хаяли режим. Мой отец писал любовно-исторические романы, события в которых разворачивались в Древней Руси двенадцатого-тринадцатого веков. Поскольку никто толком не знал, что и как тогда было, Павел Иванович мог фантазировать, сколько его душе угодно. В год мой отец стабильно выпускал две книги и получал заоблачные суммы. За большие гонорары, трудолюбие, талант и, главное, за искреннюю любовь читателей к его творениям он был стойко нелюбим коллегами, которые презрительно шептали: «Подушкин? Он не Гоголь! И не Достоевский». Отец лишь улыбался. Гоголей и Достоевских в советские времена так и не появилось. Были другие очень талантливые писатели, увы, нынче почти забытые: Катаев, Федин, Паустовский, Кассиль, поэты Щипачев и Асадов… Но они «пахали», как Подушкин, не разгибая спины, не просиживая брюки в ресторане Дома литераторов. У них почти у всех были жены-красавицы, роскошно одетые, сверкающие драгоценностями дамы, работа коих заключалась лишь в том, чтобы быть супругой писателя. Это были настоящие светские львицы, рядом с которыми те, кто сейчас так себя именует, выглядят жалко. Харизма жен писательской элиты шла впереди них. А какие скандалы они закатывали! Как пышно разводились! Каких имели любовников! Николетта занимала в этом обществе одну из лидирующих позиций.

Став вдовой, маменька ничтоже сумняшеся потребовала от меня обеспечить ей привычный образ жизни, потом ей повезло выскочить замуж за несметно богатого олигарха. Вставать в шесть утра на работу, трястись в вагоне метро ей на моей памяти не доводилось. И вот сейчас Николетта наконец-то поняла, чем она хочет заниматься в жизни. Да уж, плод созрел не сразу. Хотя, если учесть, что госпоже Адилье вот-вот исполнится… Ох, нет, лучше не упоминать цифр. Если верить паспорту маменьки, то она родилась на свет через несколько годков после того, как разрешилась сыном. По паспорту Николетта младше меня. При жизни моего отца госпожа Адилье несколько раз «молодела», но потом муж сказал ей:

– Дорогая, остановись, меня посадят за растление малолетних. Твой возраст совпадет с твоим партийным стажем.

Великая тайна маменьки, которая после перестройки стала рассказывать всем о том, какой она была диссиденткой, заключается в том, что госпожа Адилье состояла в КПСС. Нынче ее партийный билет где-то тщательно спрятан. Николетта не из тех, кто сжигал красные книжечки с профилем Ленина, она хорошо знает: власть может перемениться, билетик, вероятно, пригодится. Места он много не занимает, есть не просит, пускай себе лежит! Одна незадача – в партийных документах невозможно что-либо изменить. Поэтому Павел Иванович и напомнил ей про партийный стаж.

Выйдя замуж за Владимира, Николетта опять начала «молодеть». Она вот-вот превратится в мою внучку.

– Хозяйка, кресло куда ставить? – подал голос рабочий.

– Борис! Укажи человеку дорогу, но сначала подай мне кофе, – распорядилась Николетта.

Раздался гудок домофона.

– Клиент, – засуетилась маменька. – Вава! Скорей хватай ящик, разложи все на столе. Красиво. Со вкусом, не абы как! Я же фэшндантист! Борис! Размести кресло. Ать, два, все побежали. О-о-о! Здравствуйте, милая! Рада встрече. Да! Вижу, вижу. Ваши зубки не особо фэшн. Такие уже лет… э… несколько никто не носит. Пока мои помощники обрабатывают антисептиком кабинет после сегодняшнего сотового посетителя, предлагаю сесть в зале приемов и обсудить ортодизайн.