– Новости из-за рубежа, – симпатичная дикторша ласково улыбнулась, – сегодня в столице Бельгии прошла ежегодная демонстрация представителей сексуальных меньшинств.

– Да, это самая главная зарубежная новость, – прокомментировал Петр Вашков, застегивая перед зеркалом рубашку.

На экране мужики с силиконовыми грудями и мужеподобные тетки, приплясывая, обнимаясь и целуясь взасос перед камерой, двигались по улицам Брюсселя.

– Они требуют для себя равных прав со всеми гражданами. Не секрет, что в странах Евросоюза еще встречаются факты дискриминации гомосексуалистов и лесбиянок. Вот что передает наш собственный корреспондент в Брюсселе, Леонид Колокольников.

На телевизионном экране возник жизнерадостный мужчина. Часто оглядываясь через плечо на проходящих демонстрантов, он упоенно вещал:

– Сегодня на улицах бельгийской столицы праздник. Конечно, это праздник весьма специфический, тем не менее здесь, – он сделал широкий жест рукой, – сегодня нет ни одного хмурого лица. Сегодня представители сексуальных меньшинств вышли на улицы, чтобы показать, что они такие же люди, как и все, что пора, наконец, положить конец…

– Правильно, – опять прокомментировал Вашков, – положить на вас всех большой и толстый конец.

– … чтобы они смогли открыто объявить всему миру о своих чувствах.

– Только этим и занимаются, – Вашков отошел от зеркала и примерил наплечную кобуру.

– Мой собеседник Жан-Пьер, тоже журналист.

Камера показала крупным планом накрашенное мужское лицо с пухлыми влажными губами, длинными наклеенными ресницами и модной двухдневной щетиной.

– Я хочу сказать всем, – Жан-Пьер говорил с придыханием, почти облизывая микрофон, – мы тоже люди. Я здесь со своим другом, мы любим друг друга и хотим призвать людей, ратующих за демократию во всем мире: давайте относиться терпимо к тем, кто не похож на нас! Кто знает, может, за нами – будущее!

– Какое за вами будущее, урод ты конченый, если у вас даже детей своих быть не может, – Вашков схватил пульт и переключил канал.

– А теперь, дорогие зрители, встречайте певца, поэта, композитора, – ведущий концерта отступил от микрофона, протягивая руку в сторону кулис, – прошу!

– А также главного пидора России, по совместительству, – добавил Вашков, взглянув на экран.

– … За мной оно следило, как тень, не исчезая,

Я чувствовал спиною, как взгляд меня пронзает , – сипло сказал певец,

композитор и поэт, крадучись передвигаясь по сцене и тщетно пытаясь

попасть в ноту и в такт музыке.

– Суки рваные, – заорал Вашков, – когда же это кончится?

Схватив со стола пистолет с глушителем, он разрядил обойму в экран телевизора. Гулко взорвалась трубка, посыпались осколки. Пробивая телевизор, пули рикошетили от стен, разлетаясь по комнате. Вашков давил и давил на спуск, пока сухие щелчки бойка не довели до его сознания, что магазин пуст. Трясущимися руками он выщелкнул обойму и, вставив полную, поставил «ТТ» на предохранитель. Пистолет у него остался после одной из разборок. Кореша сказали: ты без ствола, а этот, вроде, чистый, забирай. Хорошее время было. Было да прошло. Когда его, пьяного в дым, «опустили» какие-то ублюдки в собственном подъезде, отношение к нему изменилось. Конечно, их нашли. Нашли – и Вашков лично их кончил, но, чувствуя косые взгляды ребят, он предпочел уйти. Теперь он один, но мразь эту будет давить, пока жив!

– Ничего, – бормотал он дрожащими губами, – ничего. Сегодня мне станет легче. Еще немного легче.

Свою «Восьмерку» Вашков припарковал недалеко от ресторана «Пушкин». Выйдя из машины, он поправил пиджак, проверив, не выступает ли кобура. Не спеша, будто прогуливаясь, прошагал по Тверской, свернул под арку в Большой Гнездниковский переулок. Миновав театр «ГИТИС» и бар с бильярдом, стал не торопясь прохаживаться, будто поджидая кого-то. Час был поздний, но бар закрывался в три часа ночи, и подозрения Вашков вызвать не мог. Иногда из кафе кто-то выходил, слышалась музыка. С Тверской в переулок вошли две девицы и, вяло переругиваясь, исчезли в дверях кафе. Вашков усмехнулся. Посмотрим, скоро ли вы после сегодняшней ночи сюда зайдете.

Около двух часов из кафе вышел парень лет двадцати пяти в светло-бежевом летнем костюме. Белая рубашка оттеняла загорелое смазливое лицо. На шее был небрежно повязан яркий платок. Достав сигареты, он картинно прикурил, подняв лицо к небу, выпустил дым и стал спускаться по ступенькам. Вашков двинулся за ним, но дверь кафе хлопнула, и на крыльцо выскочил еще один мужчина. Он был в джинсах и темной рубашке с коротким рукавом. Половина лица его была изуродована ожоговым шрамом, короткие волосы серебрились сединой. Вашков отступил в тень.

– Алик, – крикнул мужчина, – Алик, подожди.

Парень остановился, поджидая его.

– Ну, чего тебе? – по капризному тону можно было судить, насколько ему надоел собеседник.

– Подожди, – мужчина, прихрамывая, догнал его, – нельзя же вот так …

– Почему нельзя? – всплеснув руками, искренне удивился Алик, – я тебе сразу сказал: я мальчик дорогой. Сходи к Большому, там нищие солдатики. Они за полтинник отсосут. Или к жене возвращайся.

– Я не могу с женщинами. После ранения не могу, – глухо сказал мужчина, – с моим лицом…

– А я что, мать Тереза, что ли?

Разговаривая, они спускались по переулку. Алик шел, небрежно роняя слова через плечо. Мужчина, припадая на правую ногу, старался не отстать от него. Вашков, держась в тени, следовал за ними.

– Ну, постой, – мужчина схватил парня за рукав, – оставь хотя бы телефон…

– Ага. И жопу на ночь.

– …я найду деньги…

– Со своей пенсии по ранению, что ли? – Алик явно издевался. – Слушай, капитан, а если бы ты дожарился в том БМП до корочки, больше бы платили?

Мужчина сгреб его рукой за отвороты пиджака и, вздернув на цыпочки, приблизил к своему изуродованному лицу.

– Ну, ты паскуда! Как я тебя сразу не разглядел. Предупреждали меня… эх, руки марать не хочется. Пшел отсюда.

Алик отскочил, поправил шейный платок и, часто оглядываясь, поспешил прочь.

– А не хочется – не марай, – крикнул он издали.

Мужчина присел на прямо на бордюр тротуара, обхватил голову руками и замер, уставившись в землю. Со стороны украинского посольства в переулок, визжа покрышками, влетела «шестерка». Пискнув тормозами, она остановилась возле мужчины. Он взглянул на автомобиль, отвернулся и закурил. Из машины вышла высокая стройная женщина в светлом платье, перетянутом широким поясом. Волосы ее были кое-как заколоты в пучок на затылке. Подойдя к мужчине, она присела на корточки и попыталась заглянуть ему в лицо.

– Это я, – голос у нее чуть дрожал, речь была сбивчива и сумбурна, – а я тебя везде ищу. Охранник в «Обезьянах» сказал, что ты ищешь Алика, а он сюда поехал, вот я и…