Хентцау выпрямил спину. Как она болела, было видно даже по его каменному лицу. На теле яшмового пса не осталось ни одного здорового мес та – и все ради короля. Или нет, скорее ради старого друга. Кмен знал наверняка: не короне он обязан преданностью Хентцау, а их общему прошлому. В отплату он хотел подарить яшмовому гоилу вторую молодость и просил об этом Ниоми. Она отвечала, что не знает такого колдовства, но Кмен почти не сомневался: это ложь.

– Они не скажут того, чего не знают. – В голосе Хентцау послышалось раздражение, и Кмен пожалел, что обидел его. – Трое из бывших карликов Терезии имели дело с мальчиком. Двоих мы нашли, но третий исчез бесследно. Подозреваю, что это Оберон, ее старый слуга. Не думаю, что двое других чем-то нам помогут. Никто, включая дядю Амалии, не знает, куда Оберон дел принца.

Кмен почувствовал, как в нем поднимается волна гнева. Сколько раз это лишало его рассудка, сводило на нет всю его расчетливость. Король отвернулся к окну, чтобы Хентцау не видел его лица. Что его возмущало, коварство Терезии? Скорее, собственное легкомыслие. Амалия готова на все, чтобы убрать с дороги Фею, он должен был это предвидеть. Она ненавидела ее не меньше, чем боялась. Но сделать собственного ребенка орудием мести – такого он не ожидал даже от нее. Кмен женился на дочери врага и пригрел на груди змею.

Во дворе под окном маршировали царские войска. Теперь это его союзники. Кмен еще утром подписал договоры.

Варягия – могущественная страна на Востоке. Заключив с ней союз, король основательно насолил Альбиону. Правда, Кмену пришлось расстаться со своим лучшим инженером, который проектировал самолеты и подземные поезда. Но, к счастью, гоилы многому успели научиться у Джона Бесшабашного, прежде чем он бежал в Альбион и стал Джоном Брюнелем.

– Разве вы не спрашивали Терезию Аустрийскую о том, где мой сын?

– Конечно. – Хентцау прокашлялся. – Она утверждает, что не имеет никакого отношения к этому похищению. Опасаясь более серьезного допроса, она уже сказала, что не знает о местонахождении принца. Терезия ведь не глупа.

– Но она знает, что ее дочери грозит расстрел, если принц не вернется?

– Да. Она велела передать, что вы чудовище.

Чудовище. В устах Терезии это звучало почти как комплимент. «Расстреляй их обеих, – нашептывал ему гнев. – Сделай из них чучела и выстави на всеобщее обозрение. Так люди поступали с твоими предками».

Но Кмен знал, что победы ему приносит не гнев, а умение его укрощать.

– Распусти слухи, что мы напали на след карлика, – велел он Хентцау. – И объясни Амалии, что за игру ведет ее мать.

Хентцау прижал кулак к груди. Приказ расстрелять обеих женщин обрадовал бы его куда больше, но яшмовый пес понимал, что это означало бы смертный приговор принцу. К сожалению, Терезия тоже это знала.

– Вашему величеству следует вернуться в Виенну, – продолжал Хентцау. – Не исключено, что в Альбионе скоро сменится король. Человекогоилы готовы воссоединиться с нашими войсками, еще двое их вождей сели за стол переговоров. Анархисты в Лотарингии ждут наших приказаний. Ветер переменился, ваше величество.

«Что бы там ни вытворяла ваша бывшая возлюбленная», – мысленно добавил Хентцау, и Кмен прочитал эту фразу на его лице.

Он оглядел московские крыши. Почему же она до сих пор не объявилась? Неужели потому, что он здесь?

Кмен вдруг почувствовал на сердце такую тяжесть, словно потерял нечто куда более важное, чем марширующие во дворе солдаты или сын, появившийся на свет только благодаря ей. Что же это могло быть?

Он знал, но больше всего на свете боялся себе в этом признаться.

Все дальше и дальше, куда укажут.

Неррону не впервой было идти по следу, однако полагаться на чужие глаза он не привык.

И если бы на глаза! Уилл Бесшабашный даже не смотрел на землю. Да и что могло остаться от следов после стольких дней проливного дождя, который и не думал стихать. Фея все смыла его холодными струями. Ничего не осталось ни на земле, ни на мокрой траве, походившей в этой стране на жесткую щетину. Но укрыться от юноши, которого она сама к себе привязала, даже ей оказалось не под силу.

Когда бы не редкие деревеньки да мелькавшие время от времени на горизонте силуэты церквей, можно было бы подумать, что эта земля безраздельно принадлежит зверям. Они попадались на каждом шагу – косули и дикие кабаны, бобры и куницы, зайцы, змеи и жабы. Как будто Фея поручила им сбивать с толку погоню. Сами преследователи в отличие от нее оставляли заметный след, и запах его был, похоже, вкусным. Иначе откуда бы взялись эти стаи волков, черных медведей и под конец даже гигантского роста людоед, ошибочно посчитавший Бесшабашного-младшего легкой добычей. Стеклянные големы не дремали и действовали так бесшумно, что Щенок не успевал ничего заметить. У Неррона сердце кровью обливалось при виде брошенного в варяжской тайге серебра. Кое-что Семнадцатый, следуя совету Бастарда, правда, убирал в сумку. Остальное Неррон прятал, отмечая места на карте. Серебряный клад всегда пригодится. Один только медведь, не говоря о людоеде, стоил целое состояние.

Засунув руку в застывшую пасть волка, Неррон почувствовал дыхание. Даже посеребренные, жертвы големов жили. Интересно, как долго?

Один раз Уилл едва не увидел зеркаликов. Семнадцатый повел себя крайне легкомысленно: кора уже пробивалась повсюду на его теле, и он забыл о камуфляжной магии, сдирая ее с рук. Хорошо, что Неррон вовремя отвлек Щенка, напугав его лошадь. Бастарду нравилось держать Уилла в неведении – это создавало иллюзию, будто все идет по плану Неррона. Но общество Щенка нравилось гоилу все больше, и это не могло его не тревожить.

Бастард привык считать себя волком-одиночкой. Он еще кое-как терпел в спутниках Водяного, но и от того был рад в конце концов избавиться. Меньше всего Бастард мечтал о попутчике, который останавливает лошадь, чтобы послушать трель соловья, и считает злодейством стрелять в оленя, когда тот на тебя смотрит. Но самое смешное, что он привык к Щенку. Быть может, Неррона тронул интерес Бесшабашного-младшего к истории гоилов. Во всяком случае, Бастарду доставляло удовольствие часами рассказывать юноше о заброшенных городах или забытых войнах, о заселении Пещер Смерти или экспедиции к Безбрежному озеру. Никто другой на памяти Неррона не слушал так подолгу. Иногда Бастарду даже хотелось показать Щенку все то, о чем он ему говорил.

Он сам не понимал, что с ним случилось. Может, все из-за той скудной пищи, дождей и холодов? А может, он подцепил какой-нибудь человеческий вирус? Черт…

Уилл оглянулся, словно услышал его мысленное проклятие. Да, Бастард посылает тебя к черту, Щенок. И он продаст тебя. Он украдет, предаст – это у него в природе. Волк не станет вегетарианцем ради ягненка.