Я как будто вернулась в тот день в его кабинет.

— А тогда, когда ты хотел поставить меня на колени, тоже знал? Может быть, твой помощник сам сунул обертку от бабла в мою сумку? А что, наш бух возрастная, у Маринки дети и муж, а Агнию ты отсеял. Оставалась я? — отчеканила зло, с ненавистью.

Во мне все полыхало, разрывалось от боли, презрения к тому, кого я еще недавно так любила, и ради кого готова была отдать слишком многое, лишь бы быть с ним, дышать с ним одним воздухом, чтобы смотреть на него спящего, любоваться и плакать от счастья…

— Вика, остановись, — Слава вскочил, шагнул ко мне, но я выставила руку, предостерегая, чтобы он не смел приближаться. Не верила, что он, теперь такая влиятельная шишка остановится, однако остановился. Но сразу начал оправдываться. — Я узнал об этом не так давно. Как только я понял, что ты не могла этого сделать, — попытался меня обнять, но я отшатнулась и брезгливо поморщилась. — Я нанял детектива, он все разузнал. Но что потом было делать, когда все уже раскрутилось, завертелось! Да, тебе кажется, что я поддонок, но я люблю тебя! Вика! — Он все-таки обнял меня.

Как же больно! Как хочется ему верить. Как хочется остаться и забыть все, что произошло…

— Я тоже тебя люблю, — улыбнулась я сквозь слезы. Слава обрадовался, но я продолжила: — Однако себя я люблю больше.

— Не понимаю! — он растерянно заморгал. Пытался заглядывать в глаза, найти лазейку обратно в мое сердце, повернуть все вспять, но невозможно дважды войти в одну и ту, же воду. Да и я не хочу, потому что эта река попахивает. Если рвать, то это надо делать сейчас и недвусмысленно, иначе все, что сейчас выплеснула, покажется ему искусной игрой, цель которой, как и любой другой дорогой шлюхи — сорвать куш подороже. Однако я не шлюха и не хочу ею быть, поэтому баста.

— Завтра… я оставлю на работе два заявления: на увольнение и на отпуск.

— Вика!

— Я ухожу, Слав. Не хочу стать жадной до денег тенью, стервой, вроде той сучки, что прервала нас у бассейна. А рядом с тобой… Рядом с тобой никем иным я стать не смогу.

— Вика, этого не будет!

— Будет! Потому что ты сам хочешь, чтобы с тобой были только такие хищные тени. Тебе не нужна я, мои чувства. Для тебя это все игра. А я не игрушка!

— Вика, перестать городить чушь!

— Чушь?! — я подняла дрожавший подбородок. — Ты мог быть честным, мог рассказать, обсудить. Я бы поплакала и… И все было бы хорошо. Но ты не захотел, и все погрязло во лжи. Вот и живи в ней. Без меня…

Он поймал меня в объятия, принялся целовать мои мокрые щеки, шептать слова любви, что-то еще, но я не слушала его, потому что внутри меня уже ничего не отозвалось. Я просто стояла, терпела его прикосновения и ждала, когда уже можно будет пойти. Потому что все умерло, разом ухнув в бездну.

— Все, что осталось из вещей, в твоей комнате. Деньги, оставшиеся от продажи, в трельяже. Там же ювелирка… — глухим голосом отчиталась

— Это твои вещи.

— Ничего не хочу брать, — стряхнула с плеч его ладони и двинулась из кухни, чтобы скорее покинуть этот дом.

— Водитель по-прежнему твой! — крикнул Славка, следуя за мной попятам. Не знаю, может остановить хотели. Или проследить, чтобы ничего не прихватила, уходя… Плевать.

— Спасибо, это мило с твоей стороны.

У меня случайно была собрана маленькая сумочка — трусы, мыльно-рыльные принадлежности, джинсы и кроссовки. И куртка. Я собиралась навестить отца. Вот и славно, что все так сложилось. Мне больше ничего не нужно, водителем я воспользуюсь последний раз. И на этом все. Хватит. Из шлюх в принцессы не прыгают даже в сказках.

Я сильная, я справлюсь. И папин чердак мне в этом поможет. Не первый раз буду рыдать среди пучков мяты, мелиссы и дохлых паучков. Опыт есть, прорвемся.

Добралась до пригорода на автопилоте.

Морально тяжело настолько, что хочется сдохнуть. Только упрямство и жалость к отцу, который, если со мной что-нибудь случится, на старости останется совсем одним, несчастным и беспомощным, заставляли шагать вперед.

И все равно, когда переходила перекресток, по невнимательности пошла на красный. Сама не знаю, как так вышло. Прежде никогда не имела такой привычки. Хорошо, что какой-то мужик резко схватил меня за руку и одернул назад.

— Куда прешь, дурища! — рявкнул гневно. Его слова словно оживили меня.

Перейдя дорогу, я отошла в менее безлюдное место, села на первую попавшуюся скамейку и разрыдалась.

Я рыдала навзрыд. Слезы лились водопадом. Редкие прохожие оборачивались на меня, а мне было все равно.

Боль от осколков разбитого сердца настолько сильная, что дышать не хочется.

Да, есть в жизни измены, обман, предательства… Я знала, что в таком случае надо переждать черную полосу, потом все перемелется, но когда это обрушивается на тебя — оно сминает, лишает здравого смысла, почти рассудка.

Конечно, в жизни бывают гораздо более страшные вещи. А мои беды — мелочь, только как же больно и обидно.

Особенно терзали меня Славкины слова: «Давай все забудем…»

Как забыть предательство?! Как поверить, что это не его очередная прихоть, не новая игра в кошки мышки с доверчивой нищей Золушкой, которая начиталась сказок и всей душой хочет верить в чудо.

Самое мерзкое, что я действительно поверила в возможную сказку.

Слава приручил меня, ювелирно лишил защитных барьеров, влез в сердце, влюбил в себя, а потом цинично плюнул в душу ядом, который жжет, мучает, терзает.

«Вика, могло быть хуже! Если бы был ребенок, он бы забрал его — и тогда бы ты не думала о гордости, а ползала на коленях и выпрашивала позволить остаться с ним…» — стоило представить такой вариант, ненадолго легчало, но потом я снова погружалась в боль.

Как жить, как дальше строить жизнь? Как доверять кому-то?

«А не надо было верить! — одернула себя. — Как ты вообще могла подумать, что такой мажор, как Слава, может полюбить тебя? Что он вообще может кого-то любить?»

«Все дело в тебе, Вика. Ты просто наивная, доверчивая дура. Ему было скучно, и он придумал квест — приручи доверчивую идиотку. Ты поверила и теперь огребаешь…»

Я винила себя, потом Славу, потом ненавидела себя за слабость. Потом вспоминала, как он пахнет… Сердце ныло, слезы снова лились, я ненавидела себя еще больше, и когда почти добралась до отцовского дома, испугалась, что напугаю папу до инфаркта.

Уже темнело. Я устала, как собака, однако идти сразу к нему нельзя, поэтому присела на скамейку и долго глотала через силу минералку, разбавленную пустырником. Потом запивала новопассит.

Легче не становилось, но на улице стемнело и домой придется идти, тем более, что отец волнуется.

Из-за Славки и поездок в Москву я пропустила несколько поездок к отцу, и если и в этот выходной не приеду — это будет свинство. А папа не должен страдать из-за моих сердечных проблем. Он же ждет меня.