Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось, эта местность совершенно не изменилась. В вестибюле на журнальном столике до сих пор стоял все тот же искусственный цветок. С потолка свисали такие популярные на Статен-Айленд светильники. Грейс не узнала швейцара в форме при входе, но машинально одарила его полуулыбкой, словно отдавая дань собственному прошлому. Из входной двери вышли и остановились под навесом молодые люди, точная копия ее самой и ее мужа, новоиспеченные специалисты, с портфелями, ковриками для занятий йогой, мешками с одеждой для химчистки через плечо и экологичными сумками для продуктов из холщовой ткани на запястьях. Грейс подумала, что сейчас она бы ни за что не согласилась жить здесь. Она и тогда ненавидела свое жилище, хотя, как могла, улучшала его, выкрасив стены тонами, модными в середине века (это было самое лучшее определение цвета, какое она только могла вызвать в своем воображении для столь безнадежно безликой комнаты). Она не стала добавлять какую-то действительно достойную мебель к изобилию дешевки, которую изготовляли для таких вот больших и пустых квартир. Впрочем, тогда ее совсем не занимало внутреннее убранство квартиры. И Джонатана тоже, потому что в те годы их головы были заняты совсем другим. В первую очередь карьерой. А еще они хотели завести ребенка.
Грейс остановилась под дождем, снова достала телефон и сердито посмотрела на него. Потом пихнула его обратно в карман и продолжила свой путь.
Теперь, когда ей стало ясно, куда ее ведут ноги, Грейс ускорила шаг, перемещаясь в южном направлении. Она входила в Царство медицины. Именно так окрестил когда-то Джонатан этот район, а теперь она и сама называла его так. Это было не просто месторасположение таких крупных медицинских центров, как Корнелл, Центр специальной хирургии и, конечно же, самый мощный Мемориальный онкологический центр. Вся местность стала как бы зависимой от них, она подчинялась им, обслуживала их, предвосхищала и претворяла в жизнь все их желания и потребности.
Разумеется, работа в больнице всегда отличалась от работы в любом другом месте. Магазины и рестораны прогорали и закрывались один за другим. Мало-помалу уменьшалось количество офисов, пока запоздалый работник не гасил последнюю лампочку. Но вот больницы никогда не пустовали и, конечно же, их никто не закрывал. Они гудели и жили своей жизнью, безоговорочно выполняя все свои обязанности в невероятно напряженных условиях постоянной критической ситуации. Они представляли собой как бы отдельный мир, получающий информацию из мира искусства, науки и, разумеется, подозрений на начало болезни. Здесь, как на своеобразной сцене, разворачивались драматические события. Бесконечное количество великих сюжетов постоянно проигрывались один за другим, демонстрируя различные человеческие качества и состояния. Понимание и отвержение, религиозные страсти, примирение, искупление вины, катастрофические потери… В Царстве медицины вас словно течением несет от одного значимого события к другому. Здесь человеческий опыт проявляется во всей полноте. Необходимость действовать быстро и четко, чтобы служить высшей цели, – вот чем насыщена здесь атмосфера.
Джонатан пышным цветом расцветал в Царстве медицины. Точно так же он чувствовал себя удивительно комфортно и в медицинской школе, и еще раньше в колледже. Он был одним из тех людей, которые каким-то таинственным образом умудряются помнить имена абсолютно всех вокруг и даже знать, что в данный момент происходит в их жизни. Грейс никогда не обладала этим качеством (но уж если быть честной, очень хотела бы приобрести такое). Она часто наблюдала за тем, как муж беседует со всеми подряд, от работников больничной администрации и врачей до санитаров, нянечек и даже парня, который возит тележку с грязным бельем в просторную прачечную в подвале. Ей было известно, что зачастую он задерживал очередь в больничном кафетерии, заболтавшись с работницами кухни, которых можно было легко узнать по аккуратно убранным в сеточки волосам. И свой искренний интерес он проявлял ко всем подряд, будь ты король или простолюдин. Внимание к проблемам других людей и необходимость живого общения тоже были отличительными чертами его характера.
Как только Джонатан оказывался рядом с другим человеком, начинало происходить нечто невероятное. Медленно, но неотвратимо он переводил луч своего всеобъемлющего внимания на эту личность. И собеседник реагировал – он постепенно переключался на этот новый и замечательный источник энергии. Это напоминало Грейс документальные фильмы с замедленной микросъемкой при увеличенных интервалах времени между кадрами. Там можно увидеть, как цветок медленно поворачивается к солнцу и открывает свои лепестки. Она наблюдала за этим процессом в течение почти двадцати лет и до сих пор находила это просто восхитительным.
Джонатан словно целиком поглощал других людей. Он хотел знать все: кто эти люди, что для них важно. Что, может быть, ранит и тревожит их, вокруг чего формировался их характер. Он мог заставить практически кого угодно разговориться о своем умершем отце или сыне-наркомане. Грейс восхищалась талантом мужа, хотя именно из-за этой привычки ей приходилось подолгу ждать его, стоя на обочине, пока он закончит долгую беседу, например, с таксистом. Бывало, он, аккуратно сложив свое и ее пальто, так и держал их на весу, записывая то название книги, то отеля где-нибудь на острове Лесбос, которые рекомендовал ему официант.
Грейс пришла к выводу, что таким Джонатан был всегда. Именно таким он представился ей в тот самый первый вечер их встречи в подвальном туннеле. Грейс решила, что он таким и родился. Люди обычно не ждут какой-то моральной поддержки от врачей. Говорят (и Грейс полагала, что в этом есть доля истины), что врачи очень холодны по натуре или же держатся высокомерно, или страдают комплексом Бога.
Но только представьте, что ваш ребенок заболел – очень серьезно заболел, – и подумайте, насколько комфортно вы будете чувствовать себя, зная, что о нем заботится человек, который превзошел самого себя в заботе о других. Он не думает о себе, он уважительно относится и к ребенку, и к вам, и вся его жизнь уже посвящена избавлению вашего чада от страданий, ведь болезнь малыша проблема не только его самого, но в каком-то смысле и всего человечества.
Грейс шла по Шестьдесят девятой улице, чувствуя себя невидимкой. Мимо нее сновали мужчины и женщины, одетые весьма разнообразно, кто скромно, кто броско. Она смотрела на
