Один из ярмарочных уродцев остался в истории. Рыбак по прозвищу Долговязый Геррит имел рост в 2,59 метра. И силой мог сравниться с лошадью. Слава его, конечно, вызывала зависть, и в 1668 году бедняга погиб в потасовке на ярмарке, где выступал перед публикой.

Ярмарки редко заканчивались мирно, особенно в деревнях. Когда после нескольких праздников голова находилась в диком возбуждении, подстегнутом алкоголем, достаточно было одного неосторожного слова, взгляда или вольного жеста в отношении к женщине, чтобы накопившееся прорвалось наружу. В ход шли кулаки и дубинки. Даже здесь были свои традиции. Для большей тяжести в кулаке зажимали глиняную трубку; в кармане держали горсть песка, чтобы в нужный момент сыпануть противнику в глаза; ногти заблаговременно остригали на манер зубьев пилы, обеспечивая наибольшую эффективность царапанья при сведении счетов. В некоторых селах драка была неотъемлемой частью иных удовольствий. Устраивались даже состязания, в которых противники были вооружены затупленными ножами, чтобы можно было наслаждаться видом крови, но при этом дело не доходило до смертоубийства!

Воинствующий кальвинизм времен революции и освободительной борьбы, выступавший противником гуманизма, но при этом испытывавший влияние последнего, породил оригинальную интеллектуальную культуру, которая дала свои первые всходы немногим ранее 1600 года. Явившаяся в результате усилий реформатских проповедников, как нечто доступное простому, малоприметному, рядовому человеку, эта культура на протяжении всего «золотого века» сохранила общую ориентацию, которая носила одновременно религиозный, народный и национальный характер. Когда около 1660 года до Нидерландов докатилась волна французского классицизма, его идеи и стиль остались чем-то инородным, декоративным и преходящим, как, впрочем, и другие предметы импорта.

Зато влияние пуританства, косвенное, то есть скрытое, никогда не ослабевало. Таким образом, устремления нидерландской души, дикие и необузданные, постепенно отделились от различных формалистских направлений, имперских и помпезных. Первые соответствовали тому, кем был нидерландский буржуа, последние — кем он мечтал стать в своем недавно свалившемся на него богатстве. Одни отвечали вкусам барокко, другие стилю «луи-каторз».

Но даже в пуританском классицизме доморощенная буржуазная аристократия видела себя не столько в королевской мантии французского искусства, сколько в ореоле античного героизма civis romanus.[6]

Возможно, эти противоречия объясняют в какой-то мере отсутствие «стиля» в полном смысле слова, которое проявилось в нидерландском обществе «золотого века» и которое не дало развиться таким формам искусства, как скульптура и архитектура.

Те виды творчества, где по-настоящему раскрылся талант мастера и проявилось что-то действительно глубокое, а именно поэзия, музыка и живопись, замыкались на внутренней жизни, вернее, жизни внутри дома, семейном очаге.

Живопись

«Во всем мире нет такой страны, — писал Париваль, — где есть столько всего-навсего превосходных полотен». В истории найдется мало примеров поколений, столь богатых великими художниками, которых подарили миру Нидерланды в 1595–1630 годах. Ван Гойен родился в 1596 году, Альберт Кейп в 1620-м, Рембрандт в 1606-м, Ван Остаде в 1610-м, оба Ботса[7] в 1608-м, Ван дер Гельст в 1613-м, Метсю в 1629-м, Фердинанд Бол в 1616-м, Терборх в 1617-м, Вуверман в 1619-м, Поттер в 1625-м, Ян Стен в 1626 году. Этот небывалый расцвет практически полностью концентрировался в провинции Голландия, на жалком пятачке земли, отвоеванном у моря. Лейден стал родиной Рембрандта, Ван Миериса, Яна Стена; Гаага — Поттера, Ван Равенштейна и Ван Гойена; Делфт — Де Хоха и Вермера; Дордрехт — Кейпа; из Гарлема вышли Ван Остаде, Броувер, Вуверман. Амстердам же был настоящим цветником живописцев.

Несмотря на разные школы, творчество этих художников отличается поразительной однородностью, а его основные черты объясняются социальным предназначением. Идущая в гору буржуазия любила окружать себя предметами роскоши, как некогда дворяне и духовенство. На это их подталкивала экономическая необходимость, а именно необходимость вкладывать во что-то свободные средства, и это в значительной мере определило характер и развитие цивилизации «золотого века» и породило соответствующий спрос на рынке потребительских товаров, державшийся на протяжении жизни нескольких поколений. Так, структура общества и его мораль ограничивали выбор вещей, главным образом, тем, что служит для благоустройства и украшения дома.

Для нидерландского буржуа XVI века картина служила не только предметом обстановки, но и выполняла незаменимую функцию, заполняя свободное место на стенах, которое было для мещан как острый нож. В то же время картина, в особенности портрет или фрагмент интерьера, льстила несколько наивному самолюбию преуспевающего бюргера. В 1633 году один эдамский буржуа, владелец «Господского дома», потребовал от художника запечатлеть на холсте свою тучность, составлявшую предмет особой гордости заказчика, ведь в свои 42 года он весил 450 фунтов! И. Молинер изобразил богатого судовладельца, окруженного многочисленными чадами и домочадцами, который указывал перстом на принадлежавшие ему в порту 92 корабля. Около 1675 года одному зажиточному амстердамскому книготорговцу принадлежало 41 полотно, и его случай был далеко не исключением, хотя в эту уже позднюю эпоху серьезную конкуренцию картинам начинали составлять гобелены.

Вплоть до 1660 года даже самый мелкий лавочник старался приобретать картины. Он увешивал ими стены в своем доме. Что там лавочники — крестьяне и те тратили на живопись от 2 до 3 тысяч гульденов. Но несмотря на огромное число любителей изобразительного искусства, никто не задумывался над тем, каких высот достигла национальная школа. Манерный, но при этом вполне утонченный Мейденский кружок не признавал Рембрандта. Его члены почитали за образец работы фламандца Рубенса.

В глазах богатого буржуа, представителя новой аристократии, художник был таким же поставщиком товара, как и обычные кустари. Меценатство отсутствовало как понятие. Делался заказ, оплачивалась работа. Все 40 известных полотен Вермера выполнены на заказ. В лучшем случае безработный или расточительный художник, оставшись без средств, мог рассчитывать на кредит, но на драконовских условиях. Рембрандт, на которого Корнелий Витсен держал на 4 тысячи гульденов векселей, имел в этом большой и горький опыт. Неплатежеспособность означала банкротство и долговую яму, пусть даже в ней сгниет гений. Алчность ростовщиков, не говоря уже о бессовестном вымогательстве перекупщиков картин, разорила Рембрандта и ускорила его конец. Питер Ван Лар нашел выход в самоубийстве; нищета превратила Эркюля Сегхерса в хронического алкоголика; Франс Хальс, Рейсдаль, Хоббема в конце концов попали в богадельню; несмотря на проданные 500 картин, Ян Стен не выбрался из бедности; Вермер, умирая, оставался должен своему булочнику 600 гульденов…