Под его свирепым взглядом все мгновенно умолкли. Анатоль видел, что Медлин огорчена этой вспышкой - ну да все лучше, чем позволить родственникам уничтожить остатки его гордости. Не хватало только, чтобы они догадались, что он переспал с женой лишь однажды - и то без особого успеха.

К счастью, все вернулись к еде. Даже Мариус, по-видимому, ничего не понял. Только Роман продолжал бросать на Анатоля оскорбительные взгляды и улыбаться своей гнусной улыбкой.

Давняя ненависть к Роману разгоралась с новой силой, когда Анатоль видел, как тот старается очаровать уже оправившуюся от смущения Медлин. Анатоль вцепился в край стола с такой силой, что дерево едва не треснуло. Он понимал, что не может соперничать с Романом или другими светскими людьми вроде расфуфыренного щеголя-француза.

Теперь они вдвоем вовлекли Медлин в разговор о каком-то поэте, о котором Анатоль даже не слыхивал, и он мучился жгучей ревностью, видя, как оживленно говорит Медлин, как ласково улыбается. Ее зеленые глаза горели воодушевлением, и Анатоль с горечью отметил, что она никогда не бывает такой, когда говорит с ним.

Ну конечно, о чем он способен говорить? Только о лошадях, об охоте, о хозяйственных делах. Нет нужды интересоваться чем-то другим, когда изо дня в день обедаешь в обществе гончих собак да лакеев. До сих пор ему не приходило в голову стыдиться своего невежества.

Снаружи загремел гром. Буря приближалась, и Анатоль от всей души надеялся, что этот злосчастный ужин скоро закончится. Более пугливые гости уже давно велели бы закладывать лошадей, но Сентледжей не могла напугать такая мелочь, как молния, а француз, как видно, и не помышлял о том, чтобы встать из-за стола, пока не подали десерт.

Анатоль мысленно выругался, когда Фитцледж предложил выпить круговую за здоровье новобрачных, но как он мог отказаться?

Сияющий Фитцледж встал, поднял бокал.

– За Медлин и Анатоля, - сказал он. - Долгой жизни и большого счастья.

– Долгой жизни и большого счастья, - повторил Зак Сентледж.

– За благоденствие и процветание, - мягко проговорил Мариус.

– Пусть господь благословит их брак многочисленным потомством, - вставил неугомонный Адриан.

– И пусть все беды падут на головы Мортмейнов, - нараспев произнес Калеб традиционный тост Сентледжей.

Анатоль осушил бокал и нетерпеливо поставил его на стол. И тут увидел, что Медлин склонила голову к плечу, а на лице ее появилось выражение, которого он уже научился бояться.

– Кто такие Мортмейны?

– Шайка презренных негодяев, - сказал Адриан. - Они всегда мечтали перерезать всех Сентледжей.

У Медлин округлились глаза, и Анатоль бросил на Адриана предостерегающий взгляд.

– Мортмейны - еще один корнуэльский род, который издавна враждовал с нашей семьей, - поспешно проговорил он. - Не стоит беспокоиться, Медлин. Они все давно мертвы.

– Но если они мертвы, почему же тогда вы призываете беды на их головы?

Вполне резонное замечание, но какого черта Медлин всегда и во всем ищет логику?

– Потому… потому… - растерянно забормотал он.

– Потому, что это еще одна нелепая семейная традиция, - вмешался Роман. В тоне его слышалось откровенное презрение. - То же самое, что наш обычай доверять, кому попало такое важное дело, как выбор будущей жены.

– Придержи язык. Роман, - сказал Анатоль. - Я не позволю оскорблять мистера Фитцледжа.

– Ты меня неверно понял, кузен. Я отнюдь не хотел проявить неуважение к его преподобию.

– Надеюсь, что так, - сурово сказал Пакстон.- В один прекрасный день тебе самому понадобятся услуги Искателя Невест.

– Не думаю. У меня другие планы. - Роман переводил взгляд с одного лица на другое, злорадно предвкушая впечатление, которое произведут на Сентледжей его слова. - Мсье Рошенкур согласился быть моим сватом.

За этим заявлением последовала гробовая тишина, которую первым нарушил Пакстон.

– Что ты сказал? - негодующе воскликнул он.

– Проклятие! - вскричал Зак. Адриан привстал со стула.

– Сначала он покупает Пропащую Землю, а теперь еще и это! Трудно придумать что-либо более ужасное для семьи, разве что превратиться в проклятого Мортмейна.

Гостиная загудела гневными голосами, и Анатоль вдруг понял: все это время Роман выжидал подходящей минуты, чтобы вывести из себя родственников. Он развалился на стуле, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

– Молчать! - громовым голосом потребовал Анатоль.

Все смолкли, кроме недалекого француза.

– Вы напрасно так волнуетесь, - самым серьезным тоном заговорил он. - Это прекрасная партия для вашего родственника. Моя покровительница, графиня, вдова.

– Очень богатая вдова, и вдобавок весьма хороша собой, - вставил Роман.

– Дочь английского дворянина, который женился на француженке. Графиня овдовела и теперь хочет выйти замуж на родине своего отца. И я подумал, что если мне удастся сосватать ее мсье Сентледжу, то…

– Я сказал, молчать! - повторил Анатоль, устремив на француза грозный взгляд, и на сей раз у того хватило ума умолкнуть. - Ты, видно, совсем лишился рассудка, - обратился Анатоль к Роману.

– Не думаю, - холодно ответил Роман, поправляя кружевные манжеты. - Что удивительного в том, что человек хочет жениться?

– Но, мой мальчик, - вмешался Фитцледж, - если тебе и вправду пришло время жениться, ты всегда можешь обратиться ко мне.

– Не обижайтесь, ваше преподобие, но я не так уверен в ваших способностях, как остальные члены нашего семейства. Я не хотел бы оказаться связанным по рукам и ногам браком, который… - он умолк, многозначительно устремив взгляд на Анатоля.

После долгой паузы Роман договорил:

– Словом, я не хотел бы пойти по стопам Мариуса. На всю жизнь быть привязанным к могиле.

Это был предательский выпад. Мариус вздрогнул и тихо сказал:

– Мистер Фитцледж не виноват в том, что я потерял невесту.

Все это время Медлин молчала, благоразумно решив не вмешиваться в семейный скандал. Но, услыхав последнюю фразу, она не выдержала и повернулась к бледному как смерть Мариусу.

– Как это случилось?

– Я слишком долго откладывал свадьбу, - ответил Мариус. - Мистер Фитцледж написал мне, что нашел невесту. Но я презрел веление сердца, веление самой крови. В то время для меня всего важнее было закончить образование. Я самонадеянно верил, что с помощью своего дара смогу излечить весь мир.

По изможденному лицу Мариуса скользнула тень - не горечи, а бесконечной печали.

– К тому времени, как я собрался поехать за невестой на юг, Анна уже умирала от тифа, и все мое искусство оказалось бессильным. Она умерла у меня на руках.