— Я тебя хочу, — прошептал он, но в словах не слышалось страсти, только холодная констатация факта. — Я хочу тебя, а ты меня.

Губы вплотную прижались к ее губам, вдавили их в зубы, в рот нашел дорогу язык, проник в самую глубину. На глаза навернулись слезы. Но Октавия тут же сама обняла графа. Ладони скользнули под полы сюртука, стали поглаживать тело.

И вдруг она нащупала это. Пальцы замерли. Под жилетом затаилось что-то маленькое, твердое, круглое. Но именно изнутри. В кармане на подкладке? Трудно сказать. Невозможно, если не снять жилет.

Руки Октавии безвольно упали. Под напором поцелуев голова откинулась назад. Она послушно подчинялась его страсти. А он терзал ее рот, пальцы на секунду сомкнулись на горле, потом заскользили к груди.

Инстинктивно Октавия чувствовала, что его больше возбуждает покорность, а не бурный ответ. И для нее так было намного проще.

Мысль ее следовала своим чередом. Как изъять из-под жилета маленький мешочек? Если наброситься на него в буйном порыве, рвать одежды, изображая необоримое желание, дело может получиться. Но это невозможно на террасе Сент-Джеймсского дворца в разгар Королевского приема.

Филипп оторвался от ее рта, но пальцы снова вернулись на горло и сдавили так сильно, что стало трудно дышать.

— Ты мне покоришься, Октавия, — прошипел он. — Я терпел долго… Очень долго. Но игра сыграна. Я не могу больше ждать.

— И, я тоже, милорд, — прохрипела Октавия, чувствуя, как под его пальцами пульсирует вена.

Филипп кивнул, в глазах вспыхнул огонь удовлетворения, от которого у Октавии в жилах застыла кровь.

— Завтра в два часа пришлю за тобой карсту. Приедешь ко мне на Сент-Джеймсскую площадь.

— В твой дом? — не удержалась от вопроса потрясенная Октавия.

— Куда же еще?

— Но твоя жена? Слуги?

— Слуги не суют нос в мои дела. И жену я тоже этому научил. — В словах Филиппа сквозило холодное презрение, и Октавия понимала, что оно распространяется и на нее. — Кроме того, — добавил он со смешком, — так будет гораздо лучше для твоей репутации. Безопаснее. Никаких посторонних. Приедешь и уедешь в закрытой карете. Только мои домашние будут знать о тебе. Но никто не распустит язык, и никакого шума не будет.

Октавия ничего не отвечала. Граф по-прежнему сжимал ее горло, и девушка ответила на его хищный взгляд. Ей надо было соглашаться. Но неужели не было способа избежать капитуляции? Что-то должно прийти в голову. По крайней мере она теперь знала, что кольцо у него и она старается не напрасно.

— Надо возвращаться в гостиную, сэр, — сказала Октавия и сама удивилась спокойствию своего голоса. — Если уж заботиться о моей репутации, бессмысленно рисковать сегодня.

— Справедливо, мадам. Кажется, у вашего мужа отныне появится время, чтобы заниматься с леди Дрейтон. Впрочем, может, это она занимается с ним?

Октавия равнодушно пожала плечами, но граф не унимался и ровным голосом продолжал:

— Я вижу, его забавы с этой дамой вас раздражают.

— Что вам дало повод так думать, сэр? — рассмеялась Октавия, пряча потрясение за наигранной веселостью. Чем она себя выдала?

— О, я заметил ваш взгляд, когда вы смотрели в их сторону. Уверяю, Маргарет Дрейтон вам и в подметки не годится. Но мужья не ценят своих жен.

Он отступил в сторону, пропуская Октавию во французское окно — к свету и шуму гостиной.

— Наградить мужа рогами — достойная расплата за недостаток внимания, — прошептал он ей на ухо.

Октавия улыбнулась и кивнула. Несмотря на отвращение, которое она испытывала к этому человеку, в голове блеснула мысль — ведь одурачен он. Филипп Уиндхэм угодил в капкан, который поставил Руперт Уорвик.

Руперт видел, как Октавия выходила с Филиппом из гостиной, и во время ее отсутствия чувствовал себя как на иголках, хотя и продолжал флиртовать с Маргарет Дрейтон.

Чем они занимались? Вопрос не давал покоя. Руперт представлял Октавию в объятиях брата: его губы прижимаются к ее губам, язык настойчиво проникает в ее рот, длинные пальцы мнут и марают белоснежную кожу. Одна за другой проносились приводившие в ярость, отталкивающие картины. Нет, их дело надо решать как-то по-другому.

— Эй, Уорвик, мы сегодня утром видели вашего приятеля! — прокричал вместо приветствия, продираясь сквозь толпу, Дирк Ригби. — Чудной человек, этот ваш Тадеуш Нильсон.

Руперт поднял испытующий взгляд и в упор посмотрел на вето.

— Извините, вы говорите загадками. — Его глаза были холодны и пусты, словно в них вовсе не было жизни. — Утверждаете, что утром встретили какого-то моего приятеля?

Скорым соображением Дирк Ригби похвастаться не мог.

— Ну как же… — Он выглядел явно озадаченным. — Тот самый тип, о котором вы нам рассказывали?.. — Чтобы помочь мысли, он несколько раз моргнул и наморщил нос.

Взгляд Руперта стал еще холоднее и отрешеннее.

— Извините, но я не имею ни малейшего представления, о чем вы толкуете.

— И вы совершенно правы! — поспешно вступил в разговор Гектор, при этом пихнув Дирка в бок. — Дирк вас с кем-то спутал… Он так забывчив. Подтверди скорей, дорогой!

Постепенно до Ригби стало кое-что доходить. Его лицо прояснилось.

— Конечно же! — с готовностью согласился он, утирая выступивший на лбу пот. — Страшно забывчив. Совершенно не могу сосредоточиться. Вот и вас, Уорвик, перепутал с другим… Был уверен, что он — это вы.

— Такое удивительное сходство? — вежливо поинтересовался Руперт.

— Потрясающее, — тут же уцепился за это объяснение Дирк. — Невероятное. Точно вы — близнецы. Правда, Лакросс? Настоящие близнецы. Никогда не видел, чтобы люди были так похожи.

— Неужели? И кто же этот мой двойник? Я его знаю?

— М-м-м… не… не думаю. Как же его звали, Гектор? — Дирк обратился за помощью к приятелю.

— Вы его не знаете, Уорвик, — спокойно произнес Лакросс. — Мы его третьего дня встретили на скачках, разговорились, и выяснилось, что у него есть связи, которые нас очень интересуют. — Гектор с удовольствием втянул в себя нюхательный табак. — И получили интересное предложение.

Руперт кивнул:

— Поздравляю. Надеюсь, под «интересным» предложением вы подразумеваете выгодное?

— Возможно, возможно. — Лакросс поклонился и отошел. Ригби секунду колебался, но последовал за компаньоном.

Удивительно, размышлял Руперт, как такой умный человек, как Оливер Морган, мог стать жертвой двух набитых дураков? Видимо, права была Октавия, когда говорила, что отец живет в собственном мире, а о жестокой реальности, где существуют остальные люди, имеет смутное представление.

В эту минуту в гостиной появились Октавия и Филипп. Октавия было направилась к мужу, но дойти до него не могла: словно военный трофей, ее перехватил принц Уэльс кий.