Оставалось только одно – поговорить с каждым из «завербованных» отдельно и постараться переубедить их с помощью логических построений и серьезных аргументов. Этим я и собирался заняться завтра с утра, но мне нужен был план действий. Вернее, подсказка – в каком направлении действовать… Что ж, все необходимое у меня всегда под рукой!

Вынутая из мешочка руна будто сердито кольнула пальцы. Я взглянул на знак, воинственно выставивший острые уголки – эйваз, – и неторопливо убрал ее на место.

«Так вот почему при прошлой нашей встрече выпала иса, – осенило меня вдруг. – Тогда было не место и не время. А теперь, выходит, подошел час…»

Выходило, теперь мне вполне по силам найти верное решение, однако следовало проявить терпение и стойкость, а также избегать сомнительных ситуаций. Вот это-то будет самым сложным, полагаю, но я надеялся справиться.

«В конце концов, попытаться я обязан, – подумал я, зайдя в умывальную перед сном. В зеркале отражалась моя мрачная, но решительная физиономия. – Если Палмер угробит еще кого-нибудь, я себе этого не прощу!»

Тут мне показалось, будто за плечом у меня маячит какая-то тень, но, обернувшись, я ничего и никого не заметил. Должно быть, сквозняк колыхнул портьеру, а я увидел отражение сквозь открытую дверь… Или освещение выделывало шутки, такое бывает.

Уснуть мне удалось не сразу: внизу было шумно, вдобавок одолевали скверные мысли. Как прикажете отговаривать воодушевленных людей, жизни не мыслящих без путешествий? Тем более финансирование – вопрос скользкий, далеко не каждый может позволить себе такие поездки за свой счет, и каждый спонсор в обществе буквально на вес золота! Никто себе не простит, если упустит такой шанс!

Да, Палмер знал, чем зацепить людей… И еще я был уверен – он сумеет повернуть дело так, что экипироваться каждый будет самостоятельно, да еще, чего доброго, оплатит дорогу. Ну, скажем, Болдуин поставил условием какие-то конкретные результаты данной экспедиции: нахождение редких пород дерева, руды, чего угодно. Он же все-таки человек, более всего ценящий прибыль, а потому не станет бросать деньги на ветер только ради того, чтобы несколько пылающих энтузиазмом молодых людей прогулялись на другой конец света! Ведь не спросишь у него напрямую? Вполне вероятно, Болдуин уже вручил Палмеру некую сумму, но только разве же он сознается, какую именно? Ну а по возвращении (и неизвестно, сколько из участников предприятия действительно вернутся целыми и невредимыми) Палмер получит остальное. А прочие могут и не возместить затраты, если, скажем, не обнаружат ничего, имеющего практическую ценность, либо же обнаружат, но это что-то окажется в настолько труднодоступных и опасных местах, что и смысла нет затевать добычу…

В конце концов мне удалось задремать (признаюсь, для этого пришлось глотнуть еще немного верной кактусовки), но я то и дело просыпался – мерещилась какая-то дрянь. Никогда мне не снились кошмары в этих стенах, а сейчас не помогал ни прохладный ночной воздух (я не выдержал и приоткрыл окно), ни едва заметный приятный запах, исходящий от старой мебели красного дерева, ни попытки мысленно пересчитывать моих питомцев.

Стоило ненадолго забыться сном, как я проваливался в прошлое, снова чувствовал боль в безжалостно заломленных за спину и туго связанных руках, ощущал, как в колени впиваются камешки, чуял запах дыма, от которого шла кругом голова и двоилось в глазах: я не мог наверняка сказать, которая из фигур передо мной – настоящая. Понял я это только тогда, когда узловатая, сморщенная, напоминающая высохшую птичью лапу, но еще очень твердая рука взяла меня за подбородок и запрокинула мне голову. Каркнул что-то на неизвестном наречии старческий голос, и сзади в меня вцепились в несколько рук, не давая пошевелиться, хотя я, одурманенный, и так не сумел бы сдвинуться с места. И неотрывно смотрел, как из клубов дыма выплывает морщинистый лик, какие бывают у языческих идолов, а потом вдруг увидел у самого своего лица острие кинжала… Вот тогда я попытался дернуться, но не смог. Старый шаман кинжалом чертил у меня на щеках и на лбу какие-то узоры (а может быть, выводил письмена?), но боли я не чувствовал – он не нанес мне ни единого пореза. Я пытался понять, что у него на уме, пробовал заговорить, но с губ моих не срывалось ни звука. А может быть, я просто оглох? Но нет, я слышал сиплое дыхание шамана и его бормотание, треск костра… «Должно быть, колдовство», – подумал я безучастно, и ничто не дрогнуло во мне при этой мысли. Ну колдовство, подумаешь? Ну принесут меня сейчас в жертву какому-то языческому божеству, как до того – несчастного Ларри…

Только при мысли о нем дурман в голове немного рассеивался – возвращались горечь, боль и еще острая ненависть к предателю Палмеру. Жаль, дикари его не убили. Жаль, никто никогда не узнает, что произошло на самом деле, а он не получит по заслугам… Если бы я только сумел вырваться отсюда!

Захваченный этой мыслью, я не сразу осознал, что шаман умолк и теперь сверлит меня взглядом непроницаемых черных глаз. Потом он усмехнулся – морщины на его лице образовали странный рисунок, – перевернул кинжал рукоятью ко мне и кивнул своим подручным. Те ухватили меня еще крепче, хотя какой в этом был смысл? Шаман же, наклонившись ко мне, поводил корявым пальцем у меня перед лицом, потом удовлетворенно кивнул, решив что-то для себя, и с неожиданной силой и сноровкой вдруг оттянул веки моего левого глаза. Я увидел приближающуюся рукоять кинжала со странной выемкой, и с невероятной ясностью осознал – это не крепление, из которого выпал камень, это…

Нет, я не потерял сознание. И не сказал бы, что боль была вовсе уж нестерпимой, хотя, если бы я мог, то, наверно, закричал бы. Но что толку? Глаз мой, целехонек, покоился на ладони шамана, что-то теплое текло у меня по щеке, а я лишь обреченно подумал, что сейчас он ослепит меня окончательно, а потом… Не знаю, не хотелось даже думать. Может быть, вырвет сердце и съест его, еще трепещущее, или проделает еще что-нибудь в этом роде!

Но шаман лишь ухмыльнулся и кивнул своим прислужникам. Меня вздернули на ноги – колени подгибались, и идти самостоятельно я не мог, – и потащили куда-то. По всему выходило, что пока меня оставят в живых, но зачем?.. А раз так, включился вдруг мозг, пробужденный пульсирующей болью в пустой глазнице, у меня будет крохотный шанс сбежать. Если, конечно, я раньше не умру от заражения крови. Но, право, в моем положении беспокоиться об этом было даже как-то и нелепо! «Я должен выжить любой ценой, – решил я в ту минуту, – выжить, пришибить ненормального садиста, отомстить за Ларри и поквитаться с Палмером!» Я не знал тогда, что будет дальше, не то моя решимость могла бы изрядно поблекнуть…

Тут я в очередной раз проснулся и с облегчением осознал, что уже утро, а внизу снова шумят. Там опять причитал Оллсоп, и, кажется, по тому же поводу.

Быстро одевшись и приведя себя в порядок, я сбежал вниз по лестнице. Несмотря на тяжелую ночь, настроение у меня было самым что ни на есть боевым. Я преисполнился решимости сделать все от меня зависящее, но не дать Палмеру претворить его планы в жизнь!

– Сэр! – стонал Оллсоп. – Но некуда, некуда ставить это чучело!