– Сказки… – тихо и задумчиво молвил Эливерт. – Мне матушка тоже сказки рассказывала. Раньше. Я тогда ещё на Севере жил…

– Она у тебя уже старенькая, да? – спросила любопытная Граю.

– Не знаю, – Эл пожал плечами почти как Граю минуту назад. – Я её не видел давно… очень давно… Лет двадцать уже. А с кем ты живёшь, Граю?

– С отцом. Его Сильтином зовут, – деловито доложила девочка. – Раньше он сапожником был…

– А теперь уже не сапожник? – не понял Наир.

– Сапожник… только он всегда пьяный… И башмаки почти не шьёт.

– Ясно, – Эл нахмурился. – А он знает, что ты сюда приходишь?

– Знает. Я сюда почти каждый день хожу. Здесь можно еды выпросить. И Риланн меня кормит, только на неё за это хозяин ругается. Но когда Фарлей не сморит, она мне иногда что-нибудь выносит… Она добрая. Вчера лепёшки давала. Но так вкусно, как вы, меня никогда никто не кормил, никогда-приникогда! А папка у меня хороший… Он только когда пьяный дерётся. А когда не пьяный – он меня не бьёт… – девочка замолчала, размышляя о чем-то.

– А пьяный он каждый день. И каждое утро, как нажрётся, поколачивает тебя… А ты, чтобы лишний раз не получать, на рассвете сбегаешь из дома и бродишь до позднего вечера, так, цыплёнок? – закончил за неё Эливерт. – Я всё правильно говорю?

Девочка вздохнула и кивнула тёмной кудрявой головой.

– Он меня всё равно любит, – рассудила Граю. – Он мне так и говорил раньше: «Ты, дочка, не серчай! Нрав у меня тяжёлый, но ты мне всех дороже!» Тётка Беарья, как это услыхала, кричала на него громко.

– А кто это? Беарья? – заинтересовался Эливерт.

– Она с нами живёт. Отец сказал, что я мала ещё хозяйство вести, а в доме женщина должна быть. Когда матушка умерла, она к нам пришла жить, – степенно разъяснила девочка.

– Стало быть, Беарья – это твоя мачеха? – уточнил разбойник.

Граю кивнула.

– Она тебя не обижает?

– Не-а, – протянула девочка. – Ей только на глаза не попадать… А я же из дому с утра ухожу, а летом иногда в сарае сплю. Там темно. Она меня и не видит. Только страшно – мыши шуршат. А когда она злится, то дерётся ещё хуже папки… Но она-то ничего, а вот мальчишки, они такие вредные, они всё время задираются, а потом мне попадает!

– Какие мальчишки? – спросил Эливерт устало, всё ещё вертя в руках длинный кинжал.

– Тётки Беарьи сыновья. Она их с собой привела. Они ко мне всё время лезут, дерутся и обзывают.

– А ты что же? Сдачи дать не можешь? – воскликнул атаман. – Они тебя младше или старше?

– Младше, – ответила Граю, опуская глаза.

– Ну, так в чем дело? Двинула бы этим соплякам по зубам – пусть своё место знают! Они бы в другой раз забыли, как тебя обижать.

– Эл, ты чему ребёнка учишь? – возмутился Наир. – С такими наставлениями она вырастет разбойницей, вроде тебя.

– И все вопросы будет решать, давая оппоненту по зубам, – добавила Настя.

– Чему учу, чему учу! – передразнил друзей Эливерт. – Защищаться я её учу. Не позволяй себя унижать, цыплёнок! Никогда не позволяй! Надо уметь себя защитить. Рано или поздно случится так, что тебе нужно будет за себя постоять. Поверь, Наир, многим девицам, что в тёмном переулке натыкаются на какого-нибудь пьяного лиходея, умение обращаться с оружием пригодилось бы гораздо больше, чем благородные манеры! Когда кто-то угрожает твоей жизни, мало толку с умения вышивать шёлком или петь лирические баллады, тут надо уметь дать отпор. Это и тебя касается, Дэини. С мечом ты управляешься неплохо, но ведь растерялась, когда на тебя напал топлюн. А надо уметь защищаться. От нас-то, мужиков, всё равно помощи чаще всего не дождёшься. Это когда нас видеть не желаешь, мы тут как тут, а случись беда, так ведь вечно носит где-то. Так что учитесь, девочки, полагаться только на себя! И, если братцы твои сводные ещё раз к тебе сунутся, расквась им носы, недолго думая – второй раз остерегутся…

– А я один раз стукнула! – горделиво доложила Граю. – У Арма во-о-т такущий синяк под глазом соскочил. Только они Беарье наябедничали, а тётка меня отлупила… больно, палкой. Сказала, ещё раз мальчишек трону, она меня вовсе прибьёт.

– А отец что же? Не вступился? – всё так же отстранённо поинтересовался Эливерт.

– Нет. Он не слышал. Пьяный спал, – махнула ручкой Граю. – Больше я с мальчишками не дерусь, а то меня Беарья опять поколотит. А они знают, что я им сдачи не дам, и задираются…

– Она тебя хотя бы кормит?

– Бывает. Но здесь чаще. Здесь людей много… – помолчав, Граю добавила, – добрых.

– Тоже мне добрых! – фыркнул Эливерт. – Видел я, как тебя тут от стола к столу шпыняют! Добрые люди…

Настя, Ворон и Наир переглянулись: впечатление от откровений девочки, неприятное, тяжёлое, осело на душе липкой грязной паутиной. Все сразу как-то притихли и помрачнели.

– Вот что, пигалица, а не хочешь ты уехать отсюда? С нами уехать. Подальше из этого городка? – неожиданно для всех выпалил Эливерт.

Наир и Романова воззрились на него с удивлением не меньшим, чем на лице у Граю. Глазёнки девочки, и без того большие, округлились и стали просто огромными.

– Уехать? С вами? – тихо переспросила она.

– Да, с нами, – убеждал Эливерт быстро и напористо. – Если тут тебе так живётся несладко: бьют, голодом морят – давай с нами! Что тебя здесь держит? У тебя вся жизнь впереди. Уедешь с нами – я тебя пристрою. С чужими людьми тебе лучше, чем с родными будет. Уж ты мне поверь, цыплёнок! Я тебе зла не желаю.

Девочка растерянно хлопала глазами, кажется, едва понимая, о чём говорит ей разбойник. С минуту она мучительно решала что-то, на худеньком бледном личике за мгновение промелькнула целая гамма чувств.

Наконец, смело глядя в холодные глаза Эливерта, девочка сказала:

– С тобой поеду. С тобой не страшно, Эливерт. Ты добрый. Я знаю, ты меня колотить не будешь.

– Не буду! Клянусь! – искренне заверил атаман.

–