Насытившись физическим процессом, единственно, что я себе позволил, это облизнуть порезанные руки, получив нужный объём энергии, чтобы вывалиться в отражение зеркала, дабы оказаться на месте.

Пообещал Алисе, что приду, как только со всем разберусь. Она как-то странно посмотрела на проход, в который я нырнул и повернулась в Элизе.

-— Если его сегодня не убьют, завтра, мы сами придем в гости.

* * *

Монашка оказалось крепка телом и духом. В ее глазах горело желание и любовь. К счастью, оказалась вполне разумной девицей. Всю набожность как, ветром сдуло, и от этого мне стало несколько проще.

Напоив ее крепким чаем, и тысячу раз извинившись, сидел и размышлял, как нам поступить дальше.

-— Господин, -— ласковый голос заставил меня отбросить наработки в голове, -— Вы устали?

Меня немного смутило ее обращение, но все же, я довольно кивнул. Не то чтобы хотелось пользоваться статусом, но со слов Алисы понял, насколько наша связь теперь крепка.

-— Вы голодны? — она наклонила голову, показывая мне участок, где уже затянулась ранка и от укуса не осталось и следа.

-— Нет, убери, -— я зажал нос и отвернулся, -— Не сейчас.

Она послушалась, хоть и надула губки, а дальше, пошел допрос.

Я узнал для себя очень много интересного.

Самое важное — у меня теперь есть свой шпион в инквизиции. Вся эта невинность — лишь вымысел, каждый волен поступать так, как считает нужным. Крест на ее шее — никак ей не мешал, и когда я его примерил, тоже никакой богохульной херни не испытал. Молитвы, святая вода, серебро — оказалось пустышками. Так что, Алиса мне и полной чуши наговорила.

Собственно говоря, это все было только что проверено на мне. Значит, никто ничего не заподозрит, если Валентина вернётся в свой стан.

На меня копали, очень много, и приставили ее не просто так. Несмотря на то, что Виктор, а уж тем более Лаврентий Лаврентьевич были слишком уж против, чтобы от инквизиции ко мне приставили своего сотрудника, выбор был очевиден. На мне весели подозрения в том, что я демон.

Благо, за неделю не нашли ни единого доказательства, а рассказ про чудесную птицу, лишь закрепил мою невиновность, хотя, монашку, все равно решили оставить.

Отныне, она будет говорить только то, что я скажу.

Инквизиторов в Петербурге было не так уж и много, всего, примерно, пятьдесят человек. Из них — трое верховные, десяток — воины среднего класса, я им не по зубам, ну и остальные — мелкая шушера, Валентина в том числе.

Но и у нее есть свои связи и как говорится — уши.

Я взял с нее слово, а точнее, мог этого и не делать, что никому и нигде — не расскажет, что случилось и что я такое. Она довольно покивала головой и опустилась на колени, сдергивая с меня банное полотенце. Остановив ее на самом пикантном моменте, попросил подождать.

Из ее рассказа промелькнуло еще кое-что. Несмотря на то, что весь мир не знает, кто такие первородные, или древние, как правильно-то… Это не означает, что инквизиция не в курсе.

В стенах центральной церкви есть упоминания о стычках с ними. Валентина, дала слово, что добудет мне фрагменты, или же — перескажет.

После чего, я позволили ей закончить начатое. Только в этот раз — не кусал, хоть на самом пике, именно это и хотелось сделать.

* * *

Понедельник выдался тяжелым. Во-первых, меня воротило от еды в столовой, во-вторых, президент, как будто специально, держал нас всех своей «пламенной» речью дольше обычного.

Благо, что запах еды, которую раньше я за обе щеку с радостью уминал сейчас, перебивала запах двух близняшек с оголёнными шеями.

Не знаю, почему именно сегодня они решили занять места принцессы и Ви, но это — настораживало. Ибо я знал, что они ближайшие сошки Виктора, который, пристально на меня глазел.

Первое занятие прошло удачно, на втором, мне стало муторно, отпросившись у Елизаветы Сергеевны, я бегом покинул аудиторию и минут десять умывал лицо. Но и тут, удачи, оказалась на моей стороне.

Якоб Герман, как всегда, появлялся очень поздно, но всегда к месту. Мельком взглянул на меня, улыбнулся и спросил, как поживает мой Беззубик.

Нейтральная беседа очень быстро переросла в допрос, с моей стороны. Во-первых, мне нужно было узнать, где хранятся переходы, или как сделать тоннель в первую пещеру, во-вторых, мне нужно было узнать, есть ли там сейчас гости империи, которые, изучали тринадцатую пещеру, где висел огромный магический сталактит.

Мой допрос, сначала, не увенчался успехом. По природе своей трусливости, Якоб заикался, переходил на картавость, но, когда я захлопнул перед ним дверь, схватил за грудки, поднял по стенке и рыкнул, пришла серьезность.

-— Что с тобою сделал Феникс? — спросил он без картавости.

-— Силу даровал, -— наврал я, -— Скажи мне, как попасть в пещеру, и кто там сейчас находится.

-— Не похоже. Что-то не так с некромантией? — он подозрительно сузил глаза, и я отпустил его.

Честно признаться, это тоже было проблемой. Фамильяр перестал приходить на мой зов, а клинок, который еле-еле существовал с минуту — пропадал.

-— Мое воскрешение этой чудо-юдо птицей, оставила некий след на основной силе.

-— Она не отзывается? — его глаза полезли на лоб, -— Метка осталась?

-— Конечно. Что за вопросы.

-— А как проявляется сила?

-— Да никак не проявляется, я облокотился на стену и скрестил руки на груди, -— Клинок долго не может держать оболочку, фамильяр — вообще игнорирует.

-— И поэтому ты хочешь попасть на аудиенцию к Посошкову?

В ответ я лишь кивнул головой.

Он ничего больше не спросил, лишь позвал за собой.

Мы плутали по цокольному этажу академии больше получаса, и когда мне показалось, что он просто путает меня, он остановился около стены, на которой висел одинокий факел. Что-то прошептал, и схватился за ручку, удерживающую огонь.

Послышался скрип, и стена чуть отошла в сторону, открывая узкий, но высокий проход. Внутри маленькой комнаты был самый настоящий склад. Пару кроватей, покрытые пылью, какие-то доспехи, мешки, бочки, и, наконец, глаза разглядели в полумраке деревянный дверной проем.

-— Почему он здесь?

-— Лаврентий Лаврентьевич приказал все спрятать. Не объясняя, собственно говоря, зачем и почему. Ты по зеркалам можешь проходить? — он вопросительно уставился на меня.

-— Да.

-— Отлично!

Герман Якоб подошел к дальней стене, сдернул одеяло с кровати, и