Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергея вроде бы и в том и в этом году не разносили — пишет нормально, печатают его, как и меня, практически что бы куда ни давал. Мы с ним более-менее модные. У сотрудников литературных журналов и дюжинки критиков… Поговаривают, что, если все будет нормально, года через два-три сами можем стать руководителями мастер-классов. Мастерами. Неплохо — мастерам, кажется, платят…
Как узенькая речка в озеро, коридор вынес нас в огромную залу с двумя этажами. На втором бар, бильярд, фонтанчик, белый рояль, а на первом вообще масса всего. В том числе фойе и вход в столовую.
Колыхая недавно возникшим брюшком, я, вслед за Сергеем, спускаюсь по лестнице.
Посреди фойе — весомая фигура главного редактора одного из ведущих журналов. Невысокий, но осанистый, в громоздких очках филолога, с черными густыми бровями. В одной руке сигарета, в другой — свернутые в трубочку листы бумаги. Наверняка рукописи какого-нибудь молодого автора. На открытии форума он объявил с трибуны, чтобы желающие без страха напрямую отдавали ему работы. И вот, видимо, отдают…
Вежливо улыбаясь, поздоровались с главным редактором за руку: мы считаемся постоянными авторами его журнала.
— Как, господа, успехи? — голос у главного тихий и мягкий, неспешный, точно он тщательнейше обдумывает, обсасывает каждое, даже самое незначительное, слово.
— Да нормально, — отвечаю я, а Сергей согласно кивает и теребит свою окладистую бороду таежника-сибиряка.
— Появилось на ваших семинарах что-нибудь интересное?
— Да так, — пожимаю плечами, — пока не очень-то как-то.
Главный удивляется, затягиваясь сигареткой:
— Гм… неужели… Но если все-таки появится — сразу же посылайте ко мне.
— Да, да, конечно!
— Конечно!
Столовая мест на пятьсот. Размером примерно с футбольное поле. У нас в армии была такая же — гарнизонный пищеблок называлась. Пахло там резко, до насморка, тухлой капустой, гуталином и хлоркой, звенело в ушах от ударов ложек о миски, а здесь… Здесь чинно все, благородно. Даже никаких особенных ароматов. Стерильность кругом и свежесть. Пансионат.
Нашли свободный стол, сели напротив друг друга. Не торопясь размотали салфетки, в которых ложка, вилка, нож, принялись за салат из свежей капусты с натертым яблоком… Нельзя сказать, что я такую штуку люблю, но по крайней мере — полезно.
— Вам харчо или борщ? — чуть наклонившись, интересуется девушка в розовом фартучке, держа на левой ладони поднос с тарелками.
— Харчо, — отвечаю.
— Мне тоже, — говорит и Сергей.
Мы знаем, какое тут харчо клевое. Жирное, густое, с баранинкой. Один минус — слишком много лука кладут.
Девушка ставит перед нами тарелки:
— Пожалуйста.
— Спасибо!
— Спасибо!
Я залезаю ложкой в тарелку и проверяю мясо. Приличный кусок, крупненький… А вообще-то, надо признать, порции хоть и вкусные, но нещедрые. В прошлом году вроде пообильней кормили.
Собираюсь высказать Сергею эту свою мыслишку, но подлетела Шевчена в красной дырчатой шали до полу, плюхнулась на стул, засуетилась, как всегда, затараторила:
— Так, а где суп? Где мой суп? — Оглянулась, недовольно крикнула разносчице: — Можно сюда одно первое! — Тут же переключилась, скороговоркой, успевая закидывать в рот салат, стала нам сообщать: — Сегодня иду в сауну! Четко, да? Знаете с кем?
Я осторожно, чтоб не обжечься, хлебаю харчо, отталкивая то и дело заплывающие в ложку ломтики лука, а Сергей, догадываюсь, снисходительно, но по-доброму улыбается. Отвечать ни он, ни я не спешим, да и какая нам разница, с кем она там куда собралась.
— О, ништя-ак! — принимая тарелку, восторгается привычно Шевчена. — Да, да, мне харчо… Кла-асс!
У нее вообще-то Шевченко фамилия, но она ее не очень жалует. «Этих Шевченок среди писателей, — досадует время от времени, — как собак недорезанных. Начиная с Тараса Григорьича и кончая всякими современными. Надо псевдоним хороший придумать». Я как-то в шутку предложил назваться «Шевчена», ей не понравилось, но теперь за глаза да и в глаза я ее так называю. Кажется, звучно.
Она тоже литинститутская, с нашего семинара, на третьем курсе сейчас. Из Уфы приехала. Третий год всё восторгается, суетится, бегает-прыгает… А вот взяла и вмиг загрустила:
— Блин, завтра уже уезжаем. Только привыкать начала… Ромочка, хочешь кость?
— Не откажусь. — Подставляю тарелку, Шевчена плюхает туда кусок позвонка с остатками мяса и жил.
— Мы на Алтае баранину знаете как варили, — ностальгически спрашивает Сергей, — чтоб витамины в ней оставались?
— Как?
— Бросали в кипяток буквально на пять минут и доставали. Она тогда и мягкая, и…
— У, прикольно… Не в курсе, в этом году совещание в Переделкине будет?
Приходится отвечать мне, как более или менее приближенному к союзписательским новостям:
— Ну, как обычно — в последнюю неделю ноября.
Девушка в фартуке приносит второе — отбивную котлету с тщательно измельченным пюре. Отбивная украшена веточкой петрушки. Расставляет тарелки на свободных пятачках стола; мы, перестав есть, следим за этим процессом…
А за соседним столом двое немолодых парней. Один мирно, спокойно ест, а второй чуть не со слезами в голосе рассуждает:
— …Я с детства его уважал. Сначала за песни, потом и за прозу… А песни-то, вспомни!.. «Здесь птицы не поют, деревья не растут…» Или про шинель. Это же!.. Классика просто, образец. И вдруг тут наткнулся в сборнике на такое… Ты слушаешь, Станислав?
— М-м, — Станиислав дергает головой.
— Такие строки:
Мой сын, твой отец лежебока и плут
Из самых на этом веку,
Ему не знакомы ни молот, ни плуг,
Я в этом поклясться могу.
Потом там ирония нехорошая, что он на войне воевал и не погиб, а под конец:
Ни словом трибуна, ни тяжкой киркой
На благо родимой страны —
Он всё норовит заработать строкой
Тебе и себе на штаны.
Зачем это публиковать? Записывать даже?.. Я и Лермонтова за его «Не верь себе» осуждаю. Ведь поэзия — таинство, чудо, самая сильная сила, а тут эта грязь… Штаны… Нельзя так, нехорошо…
— Давайте вместе сходим в союз, — предлагает Шевчена, — заявку сделаем насчет совещания. Ништяк же еще неделю так потуситься.
— Хм, — усмехаюсь, — ништяк-то ништяк, но мы в это время в Берлине будем.
— Ром, кстати, а ты паспорт сделал? — спрашивает Сергей, вытирая бороду после супа.
— Вернусь с форума, буду звонить. Должны уже. Полтора месяца как сдал документы, заплатил восемьдесят баксов…