Я молчала, потому что если открою рот, это будет что-то вообще нецензурное.

– Когда Вольф был рядом, я не мог ни на что надеяться, но его нет, и долго не будет. Я не прошу многого. Я не прошу ничего сексуального, ничего такого, что могло бы вас оскорбить.

Я ухватилась за мелькнувшую фразу.

– Так вот по какой причине вы проинформировали меня о болезни?

– Не только, мне Вольф тоже нужен живым. Я раздражаю Ларсона, и если он станет ректором, меня, может, и не уволят, но кровь пить начнут.

Да, правда, Ларсон никогда открыто не проявлял негативных чувств к Таксону и не делал ничего, мешавшего работе, но не любил его, однозначно.

– Леди, пожалуйста, ведь вас учили вести допросы, не калеча подозреваемого? Наверняка учили. Так освежите свои навыки, – продолжал Таксон.

– Дин! Мне НЕ нравится причинять боль! Абсолютно! И вы очень не вовремя с вашей… просьбой.

– Вы не говорите «нет»…

Чтоб ты пропал, я не могу тебя послать во все врата вселенной, хоть и очень хочется.

– Не говорю.

– Я вас пока не тороплю.

Вот спасибо, извращенец.

На том и расстались. Вот ведь, вроде бы и не оскорбил ничем, а чувство такое, будто в дерьме вывалял, и в морду не дашь… Может, перебесится…

Прошло буквально два дня, я только восстановила душевное равновесие, в учебку прилетел отец. Он вызвал меня к себе на закрытую территорию спецкурсантов. Дурные предчувствия опять принялись орать во весь голос.

– Нам нужен человек в пиратском секторе, – отец не любит тратить время попусту.

– А причем тут я?.. И мои курсанты?

– При том. Мы рассмотрели все кандидатуры, Тукин подходит.

Нет, это уж слишком.

– Куда он подходит?! Ему двенадцать лет! Двенадцать!

– Сядь и успокойся. – Ледяной тон, как раз то, что надо, чтобы остановить истерику.

Я села, но не успокоилась.

– Нужен человек, не вызывающий подозрений. Мальчишка, сбежавший из учебки, прятавшийся и наконец нашедший возможность сбежать с Дезерта, не вызовет подозрений. И он лучший, он сможет выполнить задание.

– Отец, очнись, ты готов послать ребенка на смерть?

Лорд Викен разозлился.

– А ты понимаешь, насколько крайняя нужда заставляет нас идти на такое? Мы не можем себе позволить развязать войну, когда нам вздумается перебить максимальное количество пиратов. Война, как и все в этом мире, упирается в некие материальные, я бы даже сказал, меркантильные интересы. Мы потратились на нее, Синто и Тропез, и мы должны возместить затраты. А для этого надо знать, где и как хранится награбленное.

– Вряд ли оно хранится, они не драконы, чтоб спать на сокровищах.

– Меньше сказок надо было читать, а больше книг по политологии и экономике, – зло сказал отец. – Хранится недолго – перепродается. Кому? И не надо вспоминать про Депру, там скупают медикаменты и драгоценности, а руда и зерно им даром не нужны. Зерно с Эбанденс всплыло в ЕвСе, в американском секторе. Вот так-то. Цели две – добыча, чтобы окупить затраты, и выяснение контактов, легализующих и реализующих товар. Взрослого посылать сейчас бесполезно, Радик Назаров приживался почти год, мы не можем столько ждать. А дети не вызывают столько подозрений. Послать кого-то из Синто, пусть и постарше, тоже не можем…

– Почему? – все же спросила я.

– Нет ни психов-родителей, ни подходящих кандидатур. Да и слишком чистенькие у нас дети. В том смысле, что ни антител в крови, ни спецферментов. При желании все можно было бы изобразить, только, как говорится, сумма оплаты меньше себестоимости пласт-чека.

– Отец, ну как ты не понимаешь? Цель не оправдывает средства!

– Правда, дочка? Хорошо, что твоя мама иначе считала!

Лучше б ударил, ненавижу.

– Не уравнивай угрозу бомбежки Синто и смерть взрослой женщины с попыткой спасти чей-то бизнес и смертью ребенка!

– Дура! Никогда не видела дальше своего носа! Мы в торговой изоляции благодаря пиратам, они паразитируют на нас! Стоит им уничтожить пару лайнеров со студентами – и что с нами будет? Будем сидеть уже в полной изоляции. За наши деньги нас же убивают. Кто в ЕвСе поддерживает пиратов? Кто раз за разом разворачивает травлю Синто? Почему? Зачем? Когда мы будем в изоляции, найдутся ли у нас возможности противостоять экспансии военной или культурной? У нас кислородная планета с прекрасным климатом, и мы, по мнению некоторых, сидим на ней, как собака на сене. А может, ты не знаешь, что случилось с Геей?

Знаю, отлично знаю. Гея, как и Синто, находилась в самоизоляции, занимаясь в основном земледелием, население исповедовало близость к природе, ненасилие и тому подобное. Прожили они так почти двести лет, а потом напали плохие дяди, но хорошие их защитили. И эти самые хорошие, хины, поступили с местными, как европейцы с индейцами на Земле Изначальной, разве что менее кроваво. Выдавили их на границы терраформирования, а кто не ушел – ассимилировался. Теперь Гея – житница Хинской империи, а изначальные гейцы всюду упоминаются только как безобидные идиоты.

Я скисла, у меня не находилось доводов, чтоб продолжить спор. Вызвали Тукина. Отец вкратце изложил задачу, стоящую перед ним. Глаза Тукина загорелись, ну конечно же, какой мальчишка не мечтает о подвигах.

Перед глазами встало лицо Хореса.

«– Чего бы ты хотел?

– Я стер бы себе память до того момента, до разговора с отцом… Я хотел бы стать снова глупым ребенком и отказаться. Отказаться».

Тукин смотрит на меня вопросительно, он не понимает, почему его обожаемая наставница такая мрачная.

– Подумай, с чем ты можешь столкнуться, выполняя это задание, – сказала я. – Ты ведь отбивался от домоганий инструктора и за это попал в карцер. А что тебя ждет у пиратов? Подумай.

Он опускает глаза и задумывается. Потом, очень серьезно глядя мне в глаза, говорит:

– Я думаю, что смог бы… Что это разные вещи, тогда и теперь… И ведь это не обязательно, это не прописывается в плане?

– Нет, конечно, – поспешил ответить отец.

Я в бешенстве ударила кулаком по столу.

– Смог бы? Да ты не можешь назвать вещи своими именами, – прорычала я.

Курсант Тукин спокойно перечислил все, что он, по его мнению, смог бы. Отец остался доволен, а из меня выпустили воздух.

«Ну, все, я умываю руки», – сказал Понтий Пилат; какую именно кару ему потом за это выдали, я сейчас не вспомню, но помню, что страшную. Я умываю руки тоже, ни на кого не глядя, выхожу из комнаты; я сделала все что могла и не вижу, что можно сделать еще, пусть мужчины разбираются со своими мужскими проблемами сами. Без меня.