— Пора есть, — сказал Герб и, сняв котелок, быстро разбросал тлеющие угли. Ножом раскопав прогретую землю под кострищем, старик один за другим стал доставать куски печеного мяса, завернутого в листья. Каждый из сидящих вокруг костра получил свою долю. Куски были совсем небольшими, оттого и пропеклись быстро и хорошо. Жадно разжевывая горячее и все-таки довольно жесткое мясо, Кай, помимо удовлетворяемого голода ощущал еще и стыд. Доев мясо, путники снова разожгли костер и выпили травяной отвар, по очереди глотая из котелка. Вкус отвара Каю был уже знаком — именно этим зельем старик Герб поднял его на ноги в харчевне «Золотая кобыла». Воспоминание об этом заставило мальчика покраснеть. Передавая котелок по кругу, он робко взглянул в лицо старику. Ответный взгляд Герба был серьезен, суров, но никак не укоризнен.

— Люди часто говорят слова, которые вообще можно было не говорить, — сказал Герб. — Дар речи дан человеку, чтобы познавать окружающий мир и делиться опытом. Негоже мужчине и воину попусту болтать языком. Если ты хочешь что-то узнать — спрашивай. Ни один из нас не откажет тебе в честном ответе. Ты понял меня, Кай? — Да, — сказал мальчик.

Этим вечером Кай полностью и безоговорочно доверился своим новым друзьям, потому что он ощутил, что они и есть — друзья. То есть люди, от которых ему не придется ждать чего-то плохого, люди, которые всегда защитят и поддержат его.

Поужинав, путники расположились на ночлег. Тепло вновь разожженного костра отражалось от тюков, расположенных на равном расстоянии от костра, поэтому привалившиеся к ним болотники проспали до утра, не чувствуя холода.

* * *

Четвертый день пути оказался длинным и тяжелым. Обеденный привал случился в лесу, где Трури приманил и поймал в силки пару зайцев. На этот раз Кай вызвался его сопровождать и выяснил, что юноша обладает удивительной способностью подражать голосам не только всех живых существ, но изображать шум ветра, вой бури, плеск речных волн и треск пламени. Еще больше изумился мальчик, когда Трури сказал, что этот дар не достался ему с рождения, а был развит путем долгих тренировок. Когда юноша по просьбе Кая свистнул так оглушительно, что спугнул стаю птиц, расположившихся на дереве неподалеку, мальчик восхищенно проговорил:

— Уши резануло… как ножом.

— Бывает, что звук режет сильнее самого острого меча, — сказал на это юноша.

— И убивает?

— И убивает, — подтвердил Трури. — Всякое явление действует на живое существо, действие может быть слабым, почти неощутимым, а может — сильным, очень сильным. Огонь греет, но может и обжечь. Ветер не всегда освежает — ураган способен разрушить самую крепкую стену. Понимаешь?

Вместо ответа Кай наморщился. Потом его осенило.

— Это… как магия? — спросил он.

— Это и есть магия. Когда познаешь суть явления, то смотришь на это явление по-другому и получаешь способность управлять им. Это и есть магия, — повторил Трури. — Но и магии нужно долго и упорно учиться, если хочешь чего-то достичь. Я был немного постарше тебя, когда начал понимать природу звука…

Кай слушал юношу, словно зачарованный. Наверное, именно в этот день он впервые понял, что мир начал поворачиваться к нему иной, доселе неведомой стороной.

— А как постичь суть? — спросил он Трури.

— Нужно учиться слышать то, что не слышат другие. Видеть то, чего другие не замечают. Ведь даже два полена в очаге сгорают неодинаково, и с закрытыми глазами по треску пламени можно многое рассказать об этих поленьях: от какого они дерева, когда были срублены, как долго они горят, толщиной они в палец или в ладонь… Человек может услышать многое, если не закрывает уши. Человек способен увидеть многое, но только тогда, когда у него открыты глаза. Чего проще было заметить вчера помет степной собаки под ногами, а?

— Да, — сказал Кай.

Они вернулись в лагерь, где их уже ждал жаркий костер. Кай уселся возле пламени так близко, что жар щипал ему лицо, закрыл глаза, пытаясь уловить смысл в огневом треске. Эксперимент этот принес кое-какие плоды, но, надо сказать, довольно неожиданные — одна зловредная искорка ужалила Кая в нос, напомнив ему о том, что опыт дается не только трудом, но и болью. Трури немедленно расхохотался, но мальчик не обратил на это никакого внимания — просто уселся подальше от огня и снова закрыл глаза. Тренировки с Танком приучили его делать свое дело, не глядя на то, как реагируют на это окружающие.

Кай начал учиться.

После обеда путники продолжили путь через лес. Теперь мальчик пересел к Трури.

— Я хочу научиться слушать, — заявил он юноше, и тот серьезно кивнул:

— Я научу тебя, если таково твое желание.

Задавая вопросы и получая подробные ответы, мальчик поражался тому, как из общего фона лесного шепота точно вычленяются отдельные звуки и как эти сегменты, обретая объяснение, снова складываются в гармоничную картину. Непонятный поначалу стрекот мог сказать о том, что на лужайке шагах в десяти от того места, где проезжал маленький караван, резвится пара зайцев, а это значит, что поблизости нет ни волков, ни лисиц, ни прочих лесных хищников. Вот прошуршало что-то, невидимое и легкое, от одного дерева к другому — это белка ищет себе пропитание, прыгая по верхним ветвям. Значит, в этой части леса орешника точно не встретишь. Вот долетел откуда-то легкий стук — это упал в мох у подножия дерева плод. То есть, если на минутку свернуть с пути, можно набрать диких груш…

— А другие? — спросил Кай. — Они тоже могут слышать то, что слышишь ты?

— Они могут и много другое, — ответил Трури.

После этого Кай ненадолго притих. Он понял, почему болотники, путешествуя по безлюдным местам, не брали с собой никаких припасов, даже воды. Весь мир был открыт перед ними, словно их собственный дом. Ведь идя из одной комнаты в другую, незачем брать с собой еду.

Из леса путники вышли только к вечеру. Залитая заходящим красным солнцем долина открылась им словно на ладони. Багровый солнечный шар опускался за невиданный синий горизонт — не сразу Кай понял, что это такое. Вода!.. Водоем такого размера мальчик видел впервые. Море? Похоже, что море… А на берегу темнели высоченные стены и башни какого-то удивительно громадного города. Длинные флаги трепетали на острых шпилях… Город был словно невероятная гора, под его стенами тесно лепились друг к другу маленькие домишки, а еще ближе — лоскутами лежали на земле возделанные поля.

Кай снова ткнулся глазами в каменную громаду на берегу моря и ахнул:

— Дарбион!..

— Это Гарлакс, — обернувшись, объяснил Герб. — Дарбион много южнее, в неделе конного пути отсюда. Это большой город, самый большой в Гаэлоне, и, уж конечно, гораздо больше Гарлакса.

— И красивее? — спросил Кай.

— У разных людей разные понятия о красоте, — помедлив, проговорил Герб. — По мне — так лес, через который мы проехали, стоит всех городов королевства вместе взятых.