Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К сожалению, ритм города не располагает к копанию вглубь. Мало кто из горожан относится к акту физической любви как к чему-то священному, к соединению с собственным бессознательным, способу нащупать свою божественную природу. Грубо говоря, никому не нужно сердце океана, всем нравится вбегать в бодрящую воду, и чтобы дух захватывало от ее обманчивой прохлады, и чтобы визг, и брызги, и купальник в цветочек. В моде изящный серфинг по водной глади, воспетая сотнями талантливых и хреновых поэтов fast love.
Теоретически попасть в океан можно с любого берега. Берега океаном не управляют, они – всего лишь двери на пути к нему. Зайдешь ли с северной стороны, сурово сжав зубы и помогая себе ледоколом, прыгнешь ли со скалы вниз головою, будешь ли брезгливо раздвигать руками попавшихся на пути медуз, степенно ли войдешь по ухоженному окультуренному пляжу – океан все равно будет готов принять тебя в свое сердце. Именно потому, что океан является целью, а берег – средством, верность не несет в себе никакого сакрального смысла. Океан не изменится от того, заведете ли вы себе собственный участок пляжа с выбранными под ваш личный вкус шезлонгами или будете воровато окучивать чужие берега.
С другой стороны, священный акт теряет смысл, если делать акцент не на нем самом, а на двери. Для любителей разнообразия, как правило, бо́льшую ценность представляет не то самое сердце океана, а ритуальная последовательность действий, которые кажутся разнообразием, в то время как в реальности являются бегом по кругу, просто в разных декорациях. Каждую новую территорию любопытно обойти, ракушки пособирать, посмотреть, что за цветочки высажены на клумбах и что за коктейли наливают в местном барчике, и не колет ли пятки галька, и нет ли акул, и высоки ли тут волны. Океан же… Да бросьте, море – оно и в Африке море. Забежал, окунулся, освежился и побежал дальше – говорят, в трех километрах к северу пляжные вечеринки с ди-джеем.
Одна моя знакомая, каждую субботу покидающая очередной ночной бар под руку с очередным охочим до одноразовых свиданий мачо, говорит так: «Я просто слишком люблю секс!» Однажды я ей все-таки возразила: «Ты любишь не секс, а мужчин, а это разные вещи».
Причем я вовсе не отрицаю (и тем более не осуждаю!) такой образ жизни.
И все же, если вспомнить о том, что у океана есть сердце и что стать океаном – реально, то все эти чужие пляжи с их коктейлями и диджеями тотчас же теряют ценность и смысл. Свой же участок берега начинает восприниматься священным местом, храмом, в котором – разумеется, в случае подготовленности жреца – может проснуться нечто бесконечно большее, чем мы сами.
Но знаете ли, одно дело – самостоятельно дойти до такого восприятия любви, чтобы не считать партнера собственностью. И совсем другое – годами подавлять чувства, на людях держаться бодрячком, а потом пить снотворное и плакать в подушку. Бояться, что однажды он все-таки уйдет к такой-то сякой-то, потому что у нее, например, попа красивее, а ты останешься дура дурой со своей елкой и серебряной звездой. Когда пальцы чешутся от желания залезть в его мобильник и посмотреть, кому это он пишет SMS по ночам, но ты сдерживаешься, потому что читать чужие письма – это самый моветонистый из всех возможных моветонов.
Сколько раз я такое слышала от самых разных людей. Моя коллега все время нахваливала какую-то Сюзанну, приходившуюся ей двоюродной теткой.
– Ее мужик, конечно, гуляет направо и налево, и Сюзанка обо всем догадывается. Но она ни разу не дала понять, что в курсе. Мудрая женщина.
– А в чем мудрость-то? – однажды все-таки не выдержала я.
– Ну как в чем, – коллега посмотрела на меня так, словно я спросила, сколько будет дважды два. – В том, что он гуляет-гуляет, но всегда возвращается к ней. И никуда не денется. Зачем ему такую золотую жену-то терять? Менять на юную и прыткую, которая будет выискивать следы помады на его воротничке и взламывать его скайп.
– А что, он какой-то весь из себя суперприз? В чем его такая уж особенная ценность, чтобы так унижаться?
– Ну она же его когда-то полюбила…
– Она его за блядки полюбила, а он ее – за состраданье к ним, – рассмеялась я.
– Ты еще молодая и глупая, – коллега начала сердиться, как делают в подобных ситуациях все люди, которые не находятся в родственных или хотя бы приятельских отношениях с логикой. – А Сюзанне под пятьдесят. Что же, ей брошенкой оставаться теперь? Она все правильно делает, мудро. Всем стоит брать пример. Зато у нее семья, и так будет всегда.
Я слушала ее и думала: это какой-то другой мир, честное слово. Другая планета с динозаврами и синим солнцем. И собственной религией, которая проповедует, что ты должен стать половой тряпкой ради мифического «так будет всегда».
И вот еще что, я в эти пафосные «всегда» вообще не верю. Гарантированное «всегда» наступает только вместе с последним выдохом, а до тех пор – все проходит, все меняется.
И это хорошо.