Ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-...

Она вздрогнула, сжала фонарь как можно сильнее, сжала зубы, но сдержалась.

— Что такое? — спросил Макс.

— Да. Это — он.

— Он уже внутри?

— Нет. Он был здесь... вчера, очень поздно, ночью... после того как уехала полиция... Я вижу... через много часов после того, как уехала полиция... сегодня рано утром... на заре... на верху башни...

Она отдернула руку от окна, и контакт прекратился.

— Но сегодня вечером он еще не приходил.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Но он появится с минуты на минуту?

— Да. Торопись.

Ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-...

«Не обращай на это внимание, — говорила она себе, — это нереально. Макс ведь не слышит этого, не так ли? Только ты слышишь это. Значит, это психические впечатления. На самом деле это не существует. Никакой опасности. Никаких крыльев».

— Не стоит устраивать здесь спектакль, больший, чем получится, — сказал Макс. — Из некоторых ресторанчиков, расположенных в округе, нас можно будет хорошо разглядеть. Лучше погасить фонарь.

Она сделала, как он сказал.

Ночь сомкнулась вокруг них.

Макс, уцепившись одной рукой за раму, с силой отогнул металлический прут закрывавшей окно решетки.

— Ты понимаешь, насколько это опасно?

— Думаю, что да, — ответила она.

— И это совсем не волнует тебя?

— Макс, поторопись!

Беззвучно он открыл окно изнутри.

Она пролезла внутрь и встала на порог, который возвышался над полом на три фута, а затем ступила на пол. Она огляделась вокруг, но разглядеть в помещении ничего не могла.

Макс, поглядев в одну и другую сторону, последовал за ней, прикрыв окно и заперев его на задвижку.

— Здесь еще темнее, чем было там, снаружи, — сказала она. — Мы на каждом шагу будем обо что-нибудь спотыкаться, если я не воспользуюсь фонариком.

— Только будь уверена, что ты не направляешь его в окно, — заметил он. — Прикрой его чем-нибудь.

Она, включив фонарь, прикрыла его левой рукой.

Зал ресторана вмещал примерно тридцать столиков, и все они были привинчены к полу. Так как стулья нельзя было привинтить к полу, то все они были сдвинуты в один угол до того времени, когда весной Кимбалл вновь откроет ресторан.

Единственным входом в кофейню для публики служили двойные застекленные двери, которые вели из павильона, небольшой частью которого и являлся ресторан. Убийца сломал замок. Когда Макс толкнул двери, чтобы открыть их, они тяжело сдвинулись с места на несмазанных петлях, издавая неприятный скрипящий звук.

Он тихо постоял какое-то мгновение, прислушиваясь к замирающим звукам этого помещения. Наконец он сказал:

— Ты действительно уверена, что его еще здесь нет?

— Абсолютно.

Хотя ее психические ощущения не всегда бывали полными, они никогда не подводили ее. Она надеялась, что ее дар не обманет ее и на этот раз. Потому что, если она обманулась и убийца был уже здесь и ждал, она может считать себя уже мертвой.

— В чем дело? — спросил Макс.

— Я вижу... — Она пыталась удержать видение, но оно быстро исчезло. — Кто-то умрет сегодня ночью у подножия этой лестницы.

— Один из нас?

— Не знаю.

— Убийца?

— Надеюсь.

— Это будет он, — убежденно сказал Макс. — Не мы. Мы будем жить. Мы должны. Я знаю.

Не столь уверенная в этом, как он, отказываясь думать об этом из страха, что мужество покинет ее, она спросила:

— Где нам лучше ждать его?

— Я буду ждать его у подножия лестницы. А ты — наверху, на башне.

— Наверху... о нет!

— О да.

— Я останусь с тобой, — сказала она.

— Послушай, если Лоу просигналит нам из машины, чтобы предупредить нас, находясь здесь вдвоем, мы его не услышим. Но если ты будешь на башне...

— Забудь об этом.

— ...на смотровой площадке...

— Макс, я останусь здесь, с тобой.

— Нет, черт возьми! Нет!

Она отошла от него на шаг.

Его лицо потемнело от ярости.

— Только я разбираюсь в оружии. Если случится так, что мне надо будет стрелять, ты окажешься у меня на пути. Если мне надо будет сделать резкое движение, у меня не будет времени стоять и ждать, находишься ли ты на линии огня или нет.

— Я не безнадежная идиотка, — тихо сказала она. — Я не буду стоять у тебя на дороге.

Он посмотрел на нее и ничего не сказал.

— Ну, а если у меня будет видение, очень важное, а я буду находиться там, наверху? Как я смогу тебя предупредить, что должно случиться?

— Я буду у подножия лестницы, всего в шестидесяти футах от тебя. Если в этом будет необходимость, ты легко спустишься сюда.

— Я не знаю...

— Или делай то, что я сказал, и поднимайся на смотровую площадку, или, помоги мне Бог, я ударю тебя, легко, как только я смогу, но достаточно сильно, чтобы выкинуть тебя отсюда. Я засуну тебя в «мерседес» и брошу всю эту затею ко всем чертям.

— Ты не сделаешь этого.

— Не сделаю?

Она знала, что он не бросается пустыми угрозами.

— Я сделаю это, потому что я люблю тебя, — сказал он. — И я не хочу, чтобы тебя убили.

— А я не хочу, чтобы тебя убили, — возразила она.

— Хорошо. Тогда послушай меня. У нас останется больший шанс, что мы выживем, если ты не останешься здесь и не будешь отвлекать меня, когда начнется стрельба.

Внутри нее боролись противоположные эмоции.

— А ты убьешь его?

— Если он вынудит меня.

— Делай это, не колеблясь, — сказала она. — Не оставляй ему ни одного шанса. Он слишком умен. Стреляй в него сразу же, как только его увидишь.

— Полиция может с этим не согласиться.

— К черту полицию.

— Мэри, ты поднимешься наверх или нет? У нас уже нет времени. Или ты поднимаешься, или я вытащу тебя отсюда. Все зависит от твоего решения, но принять его ты должна очень быстро.

Частично потому, что она увидела проблеск истины в его аргументах, а частично потому, что у нее не было другого выбора, она сказала:

— Хорошо.

Они быстро подошли к лестнице. У ее подножия, положив ей руки на плечи, он поцеловал ее.