Сидевшему на жесткой скамье Джерихо казалось, что кости его превратились в ледышки, и это оцепенение, вкупе с гробовой тишиной, разбросанными повсюду мрачными надгробьями и тошнотворным запахом ладана, порождало отвратительное настроение. Второй раз за эти два дня к нему возвращались воспоминания о похоронах отца: исхудавшее лицо в гробу, просьба матери оставить на нем прощальный поцелуй, прикосновение губами к кисло вонявшей химикалиями, как в школьном кабинете химии, холодной коже, а позднее еще более ужасное зловоние в крематории.

— Мне нужно на воздух, — сказал он.

Эстер собрала сумку и пошла следом по проходу. Выйдя наружу, оба сделали вид, что разглядывают надгробья. К северу от кладбища не видимый за деревьями Блетчли-Парк. В сторону города с шумом промчался мотоцикл. Джерихо подождал, пока треск мотоцикла затих вдали, и как бы про себя произнес:

— Не перестаю спрашивать себя, зачем ей было похищать шифрограммы. Учитывая, что она имела возможность взять много чего еще. На месте шпиона… — Эстер протестующе открыла рот, но он поднял руку. — Я же не говорю, что это она, но окажись там шпион, он наверняка захотел бы выкрасть доказательства, что Энигма расшифровывается. — Присев на корточки, Джерихо провел пальцами по почти исчезнувшей надписи. — Если бы знать побольше… Скажем, кому они адресовались?

— Это мы уже обсудили. Все следы изъяты.

— Но должен же кто-нибудь что-то знать, — размышлял он. — Начать с того, что кто-то эти передачи расшифровывал. А кто-то еще их переводил.

— А почему бы вам не расспросить своих друзей шифроаналитиков? Вы все там добрые приятели, не так ли?

— Нет, не особенно. Во всяком случае, к сожалению, нам рекомендуют держаться подальше друг от друга. В третьем бараке есть человек, который мог видеть… — но вспомнив испуганное лицо Вейцмана («Пожалуйста, не проси меня. Я не хочу»), покачал головой. — Нет. Он бы не помог.

— Тогда очень жаль, — отрезала она, — что вы сожгли единственный ключ к разгадке.

— Держать их при себе было слишком рискованно, — ответил Джерихо, продолжая водить рукой по камню. — Насколько я понимаю, вы вполне могли сообщить Уигрэму, что я интересовался позывными, — беспокойно глядя на нее, пояснил он. — Вы же этого не сделали, правда?

— Я не настолько глупа, мистер Джерихо. Разговаривала бы я теперь с вами? — При этих словах Эстер, подчеркнуто внимательно разглядывая эпитафии, демонстративно зашагала между рядами могил.

* * *

И почти сразу пожалела о своей несдержанности. («Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города». Притчи, 16, 32) Но, как Джерихо позже заметил, когда, на его взгляд, они помирились достаточно, чтобы осмелиться высказать свое мнение, если бы она тогда не вышла из себя, то ни за что не подумала бы поискать решения.

— Чтобы отточить ум, — сказал он, — иногда нужно немножко позлиться.

Говоря по правде, она ревновала. Думала, что знает Клэр не хуже других, но становилось все более очевидным, что она почти не знала ее, во всяком случае вряд ли знала лучше, чем Джерихо.

Эстер продрогла. Мартовское солнце совсем не грело. Нагревало каменную Церковь святой Марии не больше, чем отражение от зеркала.

Джерихо выпрямился и принялся расхаживать между могилами. Интересно, стала бы она такой, как он, если бы ей позволили поступить в университет? Но отец был против, и вместо нее в университет пошел ее брат Джордж, будто так установлено Богом: мужчинам место в университете, мужчины разгадывают шифры, а женщины сидят дома или подшивают бумаги.

«Эстер, Эстер, дорогуша, как раз вовремя. Будь добра, свяжись с Чиксэндз, узнай, чем они могут помочь. И поскольку будешь на связи, в машинном зале считают, что в последней серии из Кестрела получили искаженный текст, — пусть радистка проверит свои записи и передаст еще раз. Затем надо записать всю одиннадцатичасовую партию из Бьюмэнора… »

В полном расстройстве она бездумно разглядывала надгробья, пока понемногу не пришла в себя. Пусть радистка проверит свои записи… — Мистер Джерихо!

Он обернулся. Эстер, натыкаясь на могилы, спешила к нему.

* * *

Было почти десять. Майлз Мермаген, собираясь домой, причесывался в своем кабинете, когда в дверях появилась Эстер.

— Нет, — не поворачиваясь, отрезал он.

— Послушай, Майлз, я подумала и решила, что ты прав, а я просто дура.

Майлз подозрительно разглядывал ее в зеркало.

— Мое заявление о переводе… Верни его.

— Прекрасно. Я его никому и не передавал.

Он снова занялся собой. Расческа, словно грабли, продиралась сквозь густые черные волосы. Эстер натянуто улыбнулась.

— Я думала над твоими словами, что надо почувствовать свое место в цепочке… — Майлз закончил прихорашиваться и, повернувшись к зеркалу боком, пытался разглядеть себя в профиль. — Помнишь, мы говорили о поездке на станцию перехвата?

— Никаких проблем.

— Вот я и подумала, что мне не выходить на смену до завтрашнего вечера… подумала, что могла бы поехать сегодня.

— Сегодня? — Он посмотрел на часы. — Вообще-то, я довольно занят.

— Я могу поехать одна, Майлз. А доложить о поездке… — Спрятав руки за спину, Эстер впилась ногтями в ладонь, — … как-нибудь вечерком.

Мермаген снова подозрительно прищурился, и она подумала, что даже ему все ясно, но он лишь пожал плечами.

— Почему бы и не съездить? Только предварительно позвони им. — И величественно махнул рукой. — Сошлешься на меня.

— Спасибо, Майлз.

— Ни дать ни взять жена Лота, — подмигнул Майлз. — Днем соляной столп, ночью жаркое пламя?..

Выходя, шлепнул ее по заду.

А ярдах в тридцати от них, в восьмом бараке, Джерихо стучал в дверь с табличкой: «Офицер связи ВМС США». Зычный голос ответил: «Входите».

Письменного стола у Крамера не было — в маленькой комнатенке только карточный столик с телефоном. Проволочные корзинки с бумагами составлены одна на другую на полу. Не было даже окна. На одной из деревянных перегородок, отделявших его от остальных обитателей барака, Крамер повесил сделанный во время встречи в Касабланке свежий снимок из журнала «Лайф»: на нем бок о бок сидят Рузвельт и Черчилль. Крамер заметил, что Джерихо смотрит на снимок.

— Когда ваши ребята вконец выводят меня из себя, я смотрю на картинку и думаю: «Черт побери, если уж они сумели поладить, то и я смогу», — ухмыльнулся он. — Хочу кое-что тебе показать. — Крамер открыл кейс и достал пачку бумаг с грифом «Совершенно секретно». — Утром Скиннер наконец получил приказ передать мне эти бумаги. Я должен вечером отправить их в Вашингтон.

Джерихо перелистал документы. Множество более или менее знакомых расчетов и какие-то сложные технические чертежи, похоже, электронных схем.