– Лира, это был приказ, – предупреждающе произнёс Его Величество. – Не заставляй меня силой взламывать твои щиты, в этом мало приятного, поверь. Я не хочу делать тебе больно, – я хотела возразить, что уже сделал, но промолчала. – Ну же, девочка, опусти щиты. Я тебя не обижу, я хочу помочь.

От этих слов, от того, как они были сказаны, с теплом и заботой, внутри меня словно сломалась плотина. Щиты рухнули, будто я и не тратила столько сил, чтобы их возвести. Я опустила голову и всхлипнула, по щекам скатились слезинки, оставляя мокрые дорожки.

– Девочка моя… – поражённо прошептал Александр. Его голос звучал настолько растеряно, что я подняла на него взгляд.

– Как же тебе плохо, душа моя. Никогда не думал, что эта боль коснётся и тебя. Мне она знакома, и мне жаль, что она тебя терзает. Ты вся дрожишь, – с сочувствием произнёс Александр, я снова опустила взгляд и всхлипнула.

Не хочу, чтобы он видел, как я плачу… из-за него. Король и не думал меня отпускать, и я по-прежнему стояла прижатая к стене, не в силах пошевелиться.

– А теперь давай поговорим, душа моя, – я почувствовала знакомые мурашки на коже от ощущения незримого присутствия, заполненности комнаты.

Король опустил щиты. Я смотрела в сторону, избегая его взгляда, но Он отпустил одну мою руку и, бережно взяв за подбородок, заставил повернуться к нему. Я тут же упёрлась рукой ему в грудь, отталкивая, хоть и понимала, что это бесполезно. Он склонился надо мной, так, что между нашими лицами почти не осталось расстояния, и смотрел мне в глаза.

«А теперь, моя хорошая, послушай, что я хочу тебе сказать. Первое, чтобы ты больше никогда больше об этом не волновалась: с момента нашей встречи все остальные женщины мира перестали для меня существовать. Для меня есть только ты, душа моя, и никто больше меня не интересует. Порой мне даже становится страшно от этого, ведь я готов бросить всё королевство к твоим ногам, лишь бы видеть твою улыбку. Это непривычно, порой это меня злит, но я ничего не могу с этим поделать».

Я стояла, не в силах отвести взгляда. Его глаза обещали все блага мира, всю нежность и заботу, которую Он в силах мне подарить, и даже более того. Александр отпустил мой подбородок и осторожно коснулся щеки, вытирая слёзы.

Медленно провёл ниже, погладил шею, от чего по всему телу разбежались восторженные мурашки. Сердце замерло, а на Его лице появилась нежная, тёплая улыбка. Я судорожно вздохнула и вдруг поняла, что свободной рукой сжимаю ткань его рубашки. Александр провёл от шеи вниз, вдоль выреза платья, а потом положил руку поверх моей ладони на своей груди.

«И второе, пугливая моя птичка. Бал был на второй день после праздника в честь дня моей коронации, когда закончились все официальные протокольные мероприятия. Этот день, пренебрегая своими прямыми обязанностями, я провёл с тобой, душа моя. Или ты уже забыла нашу поездку в театр? Эдвард получит выговор за то, что так меня подставляет, как только я вернусь. Надеюсь, я прощён?» – Александр заискивающе посмотрел мне в глаза, и мои щёки залил румянец горячего стыда. Как я могла так…

«Могла, потому как я сразу с тобой не объяснился, а значит, в этом только моя вина. Не переживай об этом, моя девочка. Ну-ка…».

Я и ахнуть не успела, как Александр подхватил меня на руки и в несколько широких шагов оказался у дивана. Он сел на своё обычное место, не выпуская меня из рук, и я оказалась сидящей у Него на коленях.

Я напрягалась, словно готовая в любой момент вскочить и отбежать. Вот только кто бы дал мне такую возможность? Александр держал крепко и нежно, я чувствовала тепло его руки сквозь тонкую ткань накидки на плечах. Вторая рука лежала у меня на коленях, поверх вороха юбок.

«Ну что ты опять пугаешься, – устало и как-то обреченно вздохнул Александр. – Я тебя не обижу».

Мне стало его жаль, таким тоном прозвучала эта мысль.

«Я просто никогда раньше не сидела на коленях у мужчины», – покраснев, отозвалась я.

«Что, даже у отца? Действительно, нет. Надо же. Я думал девочек родители балуют вниманием», – Александр уже видел все ответы в моей голове, но я всё же ответила.

«Балуют вниманием старшего сына, как наследника рода. Виктор уже завывает от такой опеки, ему и шага не дают ступить, всё поучают и наставляют. Он потому и сбежал в Академию, хотя родители настаивали на домашнем обучении. Теперь он вернулся и может уже дать отпор. Ещё балуют младшую дочку. Мою сестрёнку все просто обожают, у неё есть лучшие платья, все игрушки, которые только захочет. Она часто простывает, и тогда мать сама сидит у её кровати», – я вспомнила лицо сестрички и улыбнулась.

Она провожала меня на учёбу в институт так, как никто другой. Накануне отъезда отказалась уходить и спала вместе со мной, а потом подарила любимую ленточку, чтобы я её вспоминала.

«Ты её тоже любишь», – глаза Александра улыбались.

«Да, очень люблю и скучаю. Ну а я, – я не смогла сдержать вздоха, хоть и считала, что меня это уже не ранит. – Ну а я лишь шанс породниться со знатной фамилией и обуза, так как на меня необходимо собирать приданое. Потому меня и отправили без капли сожаления в Академию, дабы я набралась там полагающихся достойным жёнам знаний, как выразилась моя матушка. Они с отцом ни разу не приезжали в родительские дни», – я снова вздохнула. Александр погладил меня по волосам.

«Не переживай и не думай больше об этом. Этот вопрос решён».

И мне хотелось ему верить. Хотелось верить рукам, которые обнимают меня и обещают защищать от любых проблем, глазам, которые смотрят с нежностью и затаённым желанием на дне, губам, которые привыкли командовать, но не улыбаться, однако сейчас изогнуты в красивой полуулыбке.

И я позволила себе эту малость. Поражаясь собственной смелости, я чуть откинулась и прислонилась к Его плечу. Александр тут же погладил шею, ласково и немножко щекотно, от чего я фыркнула ему в шею.

«Умница».

«Почему ты сказал, что тебе знакома эта боль? У тебя тоже так бывает?».

Александр вздохнул, медленно и задумчиво перебирая мои волосы. От такой простой ласки я смущалась и краснела. Он думал о том, что сейчас щиты сняты, и меня не удастся оградить от ненужных пока мне знаний. Но раз я сама спросила, значит, это меня волнует. Интересно, у меня в мыслях такой же сумбур?

«Ещё хуже, – усмехнулся Александр. Потом стал серьёзным. – Да, бывает, и чаще, чем мне того хотелось бы. Только я не умею держать всё в себе, как ты. У меня злость вырывается наружу, мне хочется крушить, выплёскивая ярость. Мой камергер посовещался с государственным казначеем, и они приказали принести в комнату рядом с кабинетом старую мебель, чтобы я не ломал дорогой стол или шкафы ценных пород. Они говорят, что обставлять кабинет заново обходится слишком дорого, – фыркнул Александр. Я же слушала его эмоции и отголоски мыслей, скользящих на втором плане.

«Ты уже дважды крушил свой кабинет?» – я была поражена.

«И трижды бушевал в организованной для этого комнате», – Александр длинно вздохнул, его грудь под моей ладонью поднялась и медленно опустилась. – «Ничего не могу с собой поделать. Стоит только представить, что этот кадет, как его там, находится рядом с тобой, тогда как мне приходится быть очень осторожным, чтобы не напугать тебя, и видеться мы можем только урывками, тогда как я хотел бы проводить с тобой каждую минуту, и глаза застилает красная пелена ярости».