Направляясь к двери, Меган заметила мелькнувшую в окне женщину. Она не смогла разглядеть ее лицо, но увидела, что та была высокой и очень тонкой, с волосами, забранными в свободный узел на голове. На женщине было надето что-то вроде блузы.

Меган нажала кнопку звонка, и дверь через некоторое время отворилась.

У женщины вдруг перехватило дыхание, и лицо стало белым.

— Боже мой, — прошептала она. — Я знала, что ты похожа на Анни, но не представляла, что до такой степени. — Она прижала руку к губам, стараясь остановить поток готовых хлынуть слов.

"Это мать Анни, и она не знает, что Анни мертва, — в ужасе подумала Меган. — И мое появление здесь еще сильнее заставит ее страдать. Каково было бы маме, если бы Анни приехала в Коннектикут, чтобы сообщить ей о моей смерти?"

— Входите, Меган. — Женщина посторонилась, все еще держась за ручку двери, как за спасительную опору. — Я Фрэнсис Грольер.

Меган не знала, кого она ожидала увидеть, но только не эту женщину с седеющими волосами, уверенными в своих движениях руками и тонким лицом с заостренными чертами. Глаза, в которые она смотрела, были наполнены оторопью и отчаянием.

— Но ведь продавщица из магазина Паломино называла вас миссис Коллинз, когда звонила вам? — спросила Меган.

— Торговцы знают меня как миссис Коллинз.

На пальце у нее было надето золотое обручальное кольцо. Меган пристально посмотрела на него.

— Да, — заметила Фрэнсис Грольер. — Ваш отец подарил мне его, чтобы не возникало лишних вопросов.

Меган вспомнилось, как мать судорожно сжала в руке обручальное кольцо, возвращенное ей экстрасенсом. Она отвела взгляд от Фрэнсис Грольер, почувствовав вдруг, как ее охватывает всепоглощающее ощущение безвозвратности утраты. Сквозь горечь несчастья сознание, тем не менее, фиксировало окружающую ее обстановку.

Дом был разделен на жилую половину и мастерскую. Переднюю его часть составляла гостиная. Диван перед камином. Темных тонов дощечки паркета.

Темно-бордовое кожаное кресло и такая же кушетка сбоку от камина были точными копиями тех, что стояли у отца в кабинете, остолбенело сообразила Меган. Сразу над креслом — книжные полки. Где бы он ни был, отец, несомненно, везде любил чувствовать себя как дома, с горечью подумала Меган.

Фотографии в рамках, стоявшие на каминной доске, притягивали ее внимание как магнит. Это были семенные фото отца с этой женщиной и молодой девушкой, которая легко могла сойти за ее сестру и которая, в действительности, приходилась ей сводной сестрой. Одна из фотографий особенно приковывала ее внимание. На ней была снята рождественская сцена. Ее отец держит на коленях пяти— или шестилетнюю девочку, окруженную подарками. Молодая Фрэнсис Грольер стоит сзади на коленях и обнимает отца за шею. Все в пижамах и халатах. Веселое семейство.

«Был ли это один из тех рождественских праздников, когда я молила Бога, чтобы свершилось чудо, и отец вдруг появился в дверях», — думала Меган.

Ей стало нехорошо. Она отвернулась и увидела у дальней стены бюст на подставке. Едва двигая ногами, Меган подошла туда.

Художник с редким талантом мог так отобразить отца в бронзе. С любовью и пониманием был схвачен налет меланхолии в прищуре его глаз; чувственный рот; длинные, выразительные пальцы, сложенные под подбородком; великолепная шапка волос с вечно выбивающейся на лоб прядью.

От ее глаз не ускользнуло, что на шее и лбу были искусно заделаны трещины.

— Меган?

Она обернулась, содрогаясь при мысли о том, что сейчас ей предстоит сообщить этой женщине самое страшное.

Фрэнсис подошла к ней и с мольбой в голосе сказала:

— Я готова выслушать все, что вы думаете обо мне, но, пожалуйста, я должна знать об Анни... Вы знаете, где она? И что с вашим отцом? Он связывался с вами?

Как он и обещал Меган, Мак пытался дозвониться до Стефани Петровик во вторник в девять часов утра. Не получив ответа, он продолжал такие же безуспешные попытки каждый час. В двенадцать пятнадцать он позвонил адвокату Чарлзу Поттерзу, опекавшему имущество Элен Петровик. Когда Поттерз подошел к телефону, Мак назвал себя и сообщил причину звонка. Поттерз тут же признался, что тоже озабочен этим.

— Я пытался дозвониться до Стефани вчера вечером, — пояснил Поттерз, — когда понял, что мисс Коллинз обеспокоена ее отсутствием. Я сейчас же еду к ней домой. У меня есть ключ.

Он пообещал перезвонить Маку. Через полтора часа дрожащим от возмущения голосом Поттерз рассказал Маку о записке Стефани:

— Эта обманщица, — кричал он, — прибрала к рукам все, что только смогла унести. Серебро. Несколько очаровательных дрезденских статуэток. Практически весь гардероб Элен. Все украшения. Эти вещицы были застрахованы почти на пятьдесят тысяч долларов. Я сообщаю в полицию. Это заурядное воровство.

— Вы говорите, что она уехала с отцом своего ребенка? — спросил Мак. — После того, что рассказала мне Меган, я нахожу это маловероятным. Ей показалось, что Стефани испугалась уже при одном только упоминании о том, чтобы разыскать его и заставить помогать ребенку.

— Все это могло быть наигранным. Стефани Петровик очень хладнокровная в своей расчетливости женщина. Уверяю вас, что она печалится по поводу смерти своей тети только потому, что та не успела изменить свое завещание.

— Господин Поттерз, вы верите в то, что Элен Петровик собиралась менять свое завещание?

— Я не могу знать этого. Мне известно лишь, что за несколько недель до смерти Элен выставила свой дом на продажу и превратила ценные бумаги в акции на предъявителя. К счастью, они хранились у нее не в сейфе.

Положив трубку, Мак откинулся в кресле.

«Сколько времени может дилетант, каким бы одаренным он ни был, водить за нос опытных специалистов в области репродуктивной эндокринологии и лабораторного оплодотворения? — задумался он. — Тем не менее, Элен Петровик удавалось это на протяжении нескольких лет. Даже мне бы не удалось это, при всей моей обширной медицинской подготовке».

По словам Меган, работая в центре искусственного воспроизводства Доулинга, Петровик много времени проводила в лаборатории. Она могла также встречаться с врачом из госпиталя «Вэлли Мемориал», филиалом которого являлся центр Доулинга.

Мак принял решение. Завтра он возьмет выходной. Есть вещи, которые лучше всего делать самому. Завтра он отправится в «Вэлли Мемориал» в Трентоне и встретится с его директором. Ему необходимо попытаться разыскать кое-какие записи.

Мак был знаком с доктором Джорджем Маннингом и симпатизировал ему, но его удивлял и настораживал тот факт, что Маннинг не предупредил немедленно Андерсонов о возможной путанице с эмбрионами. Ведь он не мог надеяться на то, что это удастся скрыть.

«А не могло ли внезапное решение Элен Петровик уйти с работы, продать дом и уехать во Францию иметь под собой более циничные причины, чем просто страх из-за допущенной в лаборатории ошибки? — задумался Мак. — К тому же ей было известно, что в случае, если ребенок Андерсонов не окажется близнецом их сына, все равно можно будет доказать, что они являются его биологическими родителями».