Затем погладил бороду, стряхивая с нее остатки еды, и задумчиво сцепил пальцы.

— Есть кое-что, о чем вы не знаете, — медленно произнес он. — Гаэль… Гаэль, конечно же, украл кольчугу, и я не сомневаюсь, что именно он убил Тройна, правителя подземного города Казар-Ран, короля Черной Горы, Тройна Длиннобородого, Тройна — повелителя камней и металлов…

Утер чуть было не перебил Цимми, чтобы тот говорил покороче, но Ллиэн взглядом удержала его.

— Но?.. — полувопросительно сказала она.

— Но дело обстоит хуже, гораздо хуже, — продолжал Цимми. — Гаэль украл Меч Нудда…

У всех от неожиданности перехватило дыхание. Священный талисман гномов, хранившийся под Черной Горой, был известен всем Свободным народам и даже бесчисленным ордам, подвластным Безымянному Зверю.

— Принц Рогор, как он уже говорил, — наследник престола Тройна. Но он сможет стать королем, лишь вернув Каледвх. Для нас это… — он замолчал, подыскивая слова, — все равно что Фал Лиа, Камень Фал, для короля Пеллегуна — символ верховной власти. Если Рогор не вернет Меч Нудда, то честь потомков Двалина будет запятнана навеки, и им не останется другого выхода, кроме как сеять смерть и разрушение, чтобы смыть этот позор.

Цимми повернулся к королеве. Лицо его было тре- вожным и печальным.

— Это будет означать конец мира между нашими народами… Гномы сожгут леса и вытопчут равнины, и это будет продолжаться до тех пор, пока последний из потомков Двалина не погибнет или последний эльф не расплатится кровью за оскорбление.

Утер в полном смятении вскинул голову.

— Но зачем Гаэль это сделал? — воскликнул он, обращаясь к Ллиэн, словно она знала ответ на этот вопрос. — Я хочу сказать: зачем он украл меч? Чтобы развязать войну? Но это же глупость! У серых эльфов нет никаких шансов устоять против гномов!

Ллиэн молчала, словно задумавшись над ответом. Она была из рода Мориган и вела происхождение от Дагды, могущественной богини Народов Даны, и она не забыла древних преданий, рассказывающих о четырех священных дарах. Она взглянула на Цимми, но гном, несмотря на всю свою ученость — а может быть, именно из-за нее,- кажется, не понимал, что потеря Меча Нудда означает также гибель ее собственного народа. Она подумала о своем друге Рассуле, короле серых эльфов. О Рассуле, так легко готовом вспылить… о правителе разобщенного, униженного народа, живущего в таких трудных условиях — даже для эльфов… Могло ли так случиться, что он организовал убийство Тройна и похищение Меча Нудда? Мечтал ли отомстить гномам Черной Горы? Невероятно… Рассуль входил в Великий Совет с момента окончания Десятилетней войны. Он знал короля Тройна, так же как знала его и она, Ллиэн, с самого его воцарения. Разумеется, никто не стал бы утверждать, что он относился к королю гномов по-дружески, но, несомненно, он его уважал Ллиэн была в этом уверена. Так с чего же ему ввязываться в столь безумную авантюру?

Она не могла в это поверить.

Это был не он. Король Рассуль был эмоциональным, даже вспыльчивым… Столь изощренный и кощунственный план — совсем не в его духе. И потом, серые эльфы могли все потерять… В сущности, не только они, но и все остальные эльфийские племена.

Война между двумя из трех Свободных народов могла быть выгодна только Черному Властелину. Ллиэн взглянула на Фрейра и вспомнила, что он говорил на Великом Совете. Его поселение было разрушено отрядами гоблинов. Война и разрушение вторгались на земли свободного мира… Был ли это одиночный набег, какие случались на Границах во все времена (и сами варвары, не церемонясь, совершали грабительские нападения на Черные Земли, сокрушая аванпосты и военные укрепления гоблинов), или же два события — убийство Тройна и нападение на Скалистый Порог — были связаны?

Возможно ли, чтобы эльф стал служить Безымянному Зверю, чтобы развязать войну, которая разрушила бы коалицию Свободных народов?

Ллиэн тут же отбросила это ужасное предположение. Она знала, что некоторые эльфы, подобно людям к гномам, готовы на все ради денег и власти. Но если Гаэль предал свой народ, почему тогда он скрывался среди своих?

За всем этим стоял кто-то другой.

Могущественный повелитель, жестокий и властолюбивый, которому война между эльфами и гномами была бы выгодна. Кто-то, достаточно знающий и посвященный в тайны древней религии, чтобы знать страшную власть талисманов Даны. Кто-то вроде…

Чудовищность этого предположения на какое-то время остановила ход ее мыслей. Почти против воли она пристально взглянула в лицо Утера. Человек… Представитель этой странной расы, способной на самое лучшее и самое худшее, такой слабой и в то же время одержимой жаждой власти, способной на жестокие преступления ради того, чтобы возвыситься над остальными. Готовой на все…

Ллиэн охватил ужас. Она встряхнула головой, отгоняя эти невыносимые мысли, и поняла, что трое ее спутников все еще спорят о том, что им теперь делать. Утер пытался убедить Цимми отправиться в погоню за Блейдом, тогда как гном настаивал, что нужно перерыть все жилище Гаэля в поисках Меча Нудда.

Ллиэн взглянула на профиль Гаэля, лежавшего на высоком земляном возвышении. Слабый свет факела придавал его коже розоватый, почти человеческий оттенок..

— Возможно, я смогу узнать, что здесь произошло, — сказала она, поднимаясь.

Все замолчали. Даже Фрейр прекратил жевать. Ллиэн приблизилась к телу Гаэля, длинными тонкими пальцами слегка сжала его виски и закрыла глаза. Затем кончиками пальцев мягко провела по выступающим скулам, запавшим щекам и сомкнутым векам эльфа. Осторожно приподняла их и взглянула в безжизненные глаза.

— Когда глаза видят солнечный свет, они надолго сохраняют воспоминание о нем, даже после того как закрываются, — тихо сказала она.- И точно так же они хранят воспоминание обо всем, что видели, и даже о том, чего не видели… Вот почему нам снятся сны, порой более прекрасные, чем явь… После смерти тело еще хранит в себе дыхание души и память о том, что произошло в последние мгновения жизни… О том, что видели глаза перед смертью.

Теперь ее ладони медленно скользили по лицу Гаэля, гладя ледяную плоть. Она снова закрыла глаза и резко откинула голову. Ее тело начало понемногу раскачиваться, вначале едва заметно, затем все сильнее, пока его не охватила судорожная дрожь. Только руки, которых она не отрывала от лица Гаэля, мягко поглаживая его плавными круговыми движениями, оставались спокойными. Утер вздрогнул. Ему показалось, что подземелье наполнилось ледяным холодом. Могло ли случиться так, что все тепло ушло отсюда в одно мгновение, словно приоткрылась дверь, ведущая в обитель мертвых?

В этот момент Ллиэн снова показалась ему ужасной. Словно в тот раз, на поляне, в ней не осталось ничего… человеческого. Словно какая-то злобная сила изменила и до неузнаваемости исказила ее красивое спокойное лицо, превратив его в отвратительную маску. Ее кожа стала мертвенно-бледной, руки напоминали скрюченные сухие ветки, а зеленые глаза светились, словно глаза дикого зверя. Это выглядело жутко. Внезапно она издала долгий, невероятно пронзительный крик, от которого у остальных заложило уши, и резко встряхнула головой, отчего длинные черные волосы дождем заструились по ее лицу. Лицо Утера исказила гримаса боли. Он зажал уши руками — настолько невыносимым был крик Ллиэн — и глухо застонал, почти против воли лихорадочно вжимаясь в земляную стену. Фрейр и Цимми были напуганы не меньше. Он услышал их крики, которые, однако, не могли заглушить резкого, раздирающего слух визга эльфийки. Ему показалось, что сама земля содрогается, что свод подземной пещеры сейчас обрушится и погребет их всех под собой. Словно разверзлась преисподняя, и все вокруг наполнилось нечеловеческими режущими голосами сотен демонов, воплями осуж-денных грешников, ревом адского пламени и ужасающим грохотом рушащегося мира…