Аст как-то спросил: почему генерал не отправился вместе с нами? А что я мог ему сказать? Что дядя Костя состоял в советской резидентуре в Аргентине во время войны и позже, до середины пятидесятых – и оставил по себе такую память, что стоит ему сойти на берег, как все местные спецслужбы сразу встанут на уши? Отделался общими словами вроде «надо же кому-то координировать всю операцию…» Но, чует моё сердце, мы услышим ещё о генерале, и куда раньше, чем этого можно ожидать.

Сейчас в Аргентине творится форменный бардак, причём бардак кровавый. В семьдесят шестом, после того, как умер Перон, и президентом стала его супруга, революционеры-марксисты повстанческой организации «Монтонерос» развязали в стране жесточайший террор, ставший поводом для военного переворота. Тогда армия развязала собственную «грязную войну» против всех, кого военные считали «подрывными элементами»: тысячи аргентинцев были убиты и объявлены пропавшими без вести. И это происходит прямо сейчас, и в ближайшие годы страну не ждёт ничего, кроме череды новых переворотов – сначала место генерала Виделы, отстранившего от власти Исабель Перон, пост, займёт генерал Виола, на смену ему придёт ещё один генерал, Леопольдо Галтьери…

Карменсита застала меня пишущим в дневник – и заявила, что с этим надо заканчивать. На вопрос «куда его теперь, сжечь?» – она ответила, что самолично запечатает тетрадь в специальный конверт и отдаст замполиту «Сомова» на предмет передачи сами-знаете-кому по возвращении в Ленинград. Я конечно, не питал иллюзий относительно судьбы моих опусов – более того, был готов самолично предать их аутодафе перед тем, как сойти на берег – но бесцеремонность Кармен меня задела. Можно было и поделикатнее в самом деле…

Определённо, кубинка что-то знает. Но нам, разумеется, не скажет – кремень, вся в папашу, пусть и незаконного…

12-е декабря 1979 г.

Рио-де Жанейро.

Вечер, ночь, утро.

С момента, как «Михаил Сомов» встал у пирса в порту Рио-де-Жанейро, и капитан объявил, что члены экипажа и пассажиры получают законные три дня на разграбление города мулатов, кофе и белых штанов, события стали развиваться по сценарию шпионского романа. Ключевая сцена, после которой наш маршрут претерпел коренные изменения, была словно заимствована из «Бриллиантовой руки» – только роль арбузной корки, на которой поскользнулся Семён Семёныч Горбунков, сыграла красавица Карменсита. Во время прогулки (мы, вместо того, чтобы приобщаться к благам западной потребительской культуры решили осмотреть старую часть города) она неожиданно втолкнула нас с Астом в тесный проход между домами и тоном, не терпящим возражений, приказала следовать за ней.

Недолгий забег по узким (едва двоим разойтись) кривоколенным переулкам привёл нас в низкое, сводчатое помещение какого-то склада, почти целиком занятое обшарпанным автофургоном.

Не реагируя на вопросы неуверенные возражения, кубинка запихнула нас внутрь, после чего вручила каждому пластиковый пакет с одеждой (джинсы и футболки с кроссовками), а так же паспорта, в которые были вложены несколько мелких купюр, по большей части, американских долларов. Переодевались мы уже на ходу – фургон немедленно тронулся и покатил в неизвестность. Попетляв по улочкам старого города, он выбралась на магистраль и наддал. Мы едва успели переодеться и выслушать краткий инструктаж, проведённый всё той же Карменситой, как фургон затормозил. Мы выбрались наружу и оказались на широкой, заставленной автобусами и легковыми машинами площади перед аэропортом «Сантос-Дюмон», главными воздушными воротами Рио-де-Жанейро. Паспортный контроль занял считанные минуты, и вот двое югославских студентов, путешествующих по Южной Америке с целью совершенствования в испанском языке (так Карменсита, игравшая роль гида, представила нас таможенникам) уже сидят в салоне лайнера авиакомпании VARIG выполнявшего регулярный рейс Рио-де-Жанейро – Лима.

Вот забавно будет, если кто-нибудь на борту самолёта обратится к нам по-сербски…

Ожидание не затянулась. Красавица-креолка в форме стюардессы произнесла необходимый набор приветствий и предупреждений на трёх языках, португальском, испанском и английском, мы пристегнулись и турбовинтовая «Электра» побежала по полосе, пересекающей широкий мыс, сверкнула в посадочных огнях дисками четырёх пропеллеров, тяжело поднялась в воздух. Развернулась над бухтой Гуанабара, сплошь усеянную огоньками бесчисленных лайнеров, сухогрузов, яхт и рыбацких лодок. Оставила слева подсвеченную десятком мощных прожекторов статую Христа-Искупителя, возвышающуюся на макушке горы Короковадо и, набрав высоту, повернула на северо-запад.

Из Рио мы вылетели в двадцать три-пятнадцать по местному времени. Три тысячи семьсот семьдесят семь километров, разделяющих Рио и столицу Перу «Электра» покрыла за девять часов. За это время мы с Астом успели смертельно надоесть Кармен расспросами о дальнейших планах (скоро всё узнаете, а пока – нельзя!), полюбоваться на бескрайний зелёный океан джунглей, разглядеть далеко внизу, на склонах хребта крошечные террасы потерянного города Мачу-Пикчу и вдоволь налюбоваться снежными цепями Анд. Кроме того, позавтракать, пообедать, и до тошноты надышаться табачным дымом – о запретах на курение в салонах авиалайнеров здесь не слыхали, а расскажи о таком – не поверили бы.

Тихий Океан открылся нам ярко-голубой далью, простирающейся на запад, до края мира. «Электра» прошла над горными отрогами, подбирающимися к самому городу, развернулась над береговой чертой. Очаровательная стюардесса попросила пристегнуться, и лайнер стал снижаться. До прибытия в аэропорт Хорхе Чавеса, Лима оставалось пять минут.

12-е декабря 1979 г.

Перу.

День продолжается.

Тронутый ржавчиной рукомойник вместо струи воды изверг из себя простуженное хрипение. После чего плюнул жиденькой порцией брызг и затих – видимо, уже навсегда.

– Твою ж перуанскую мать!..

Мыло уже начинало разъедать глаза, и я выматерился, вслепую шаря по стене, в поисках крана. Бесполезно – тот намертво заклинил и никак не желал проворачиваться.

– Чтоб тебя … во все дыры!..

– Оу, сеньор – русо? Москоу?

Чьи-то пальцы чувствительно вцепились в моё плечо и уверенно потянули куда-то в сторону. Это что, арест? Похищение? Я настолько потрясён, что не сопротивляюсь. Два шага в сторону – твёрдая ладонь уверенно направляет меня. Журчание из крана, несколько горстей ледяной воды в лицо – какое блаженство, можно снова открыть глаза!

…да, Лима – это вам не Рио-де-Жанейро. Этого гораздо хуже…

Мой спаситель – высокий мулат лет тридцати улыбается всеми тридцатью двумя зубами, трясёт мне руку.

На невообразимой смесь испанских, немецких и русских слов мой спаситель объясняет, что учился когда-то в ГДР и даже поучаствовал во Всемирном Фестивале молодёжи и студентов в Берлине в семьдесят третьем, где тесно общался с русской делегацией. И, в частности – усвоил несколько образчиков экспрессивной лексики, которые и услышал только что от меня. И теперь сеньор Родригес пребывает в полнейшем восторге, счастлив и намеревается пригласить своего русского друга выпить за встречу.