Ронан весь дрожал, но послушно поднял Копье. Наконечник его пульсировал звездным светом. Откинувшись назад, Ронан с силой метнул Копье.

Оно неудержимо понеслось прямо в голову Балора. Ударило…

…и отскочило, с деревянным стуком шлепнувшись на землю.

Тишина. Волшебники обреченно переглядывались.

…и забулькал смех. Он был очень тихим, еле различимым. Поначалу даже нельзя было понять, смех ли это или просто дрожит, сотрясается земля, потрескивая разрываемым дерном, поскрипывая ссыпающимся в расселины песком, постанывая скручивающимися корнями деревьев. Но в этих звуках явственно различались злобные хрипы и веселое поквакивание. «Неуязвимый, — мелькнуло в голове у Ниты. — Но ведь Луг угодил ему копьем прямо в глаз! Неужто ничто не сможет остановить его?..»

А жуткий смех усиливался. Теперь в него вплетался грохот падающих камней. Низкий мучительный грохот становился все громче и громче. И земля, взбудораженная этим громоподобным смехом, начала дрожать. Почва под ногами заходила, будто палуба корабля во время шторма. Люди, пытаясь обрести равновесие, хватались за деревья, но те гнулись, трещали, падали. Нита потеряла не только опору под ногами, но и былую уверенность. Она впала в уныние. Ничто уже не могло их спасти!

Джонни упал, поднялся, снова упал. Пытаясь опять подняться, он оперся рукой о землю.

— Камень исчез, — прохрипел он, обращаясь к тете Анни, которая еще держалась, не падала. — Связь с ним умерла.

Тетя Анни устремила взгляд в далекое море, словно бы отрешившись ото всего происходящего.

— Тогда, — прошептала она, — все пропало. Ничто не сможет предотвратить беду…

Джонни кое-как поднялся. Он стоял, качаясь.

— То, что происходит здесь, перекинется в наш мир… — Джонни поник головой.

Нита была объята ужасом.

Постепенно смех утих. Земля, как море после шторма, лишь подрагивала. Люди один за другим поднимались на ноги. Но по-прежнему перед ними высилась огромная, квадратная, темная, неподвижная масса и злобным, торжествующим взглядом пронизывала каждого. Неясный шорох пролетел по рядам волшебников, горестный вздох слился в единый стон.

— Ему это нравится, — пробормотал Кит. — Мы проиграли. Он знает это и длит свое торжество ради ЗАБАВЫ.

— Тогда позабавимся, — послышался внезапно тоненький голосок. Туала! Она выбралась из рюкзачка, спрыгнула на землю и быстро взобралась на близлежащий камень. Отдышавшись, кошечка мяукнула, словно прочищая горло. И вдруг голосок ее зазвенел в тишине. Такого пронзительно-певучего голоса Нита у кошек никогда не слышала.

Смотрите, безжалостный Балор, властитель фоморов!

Смотрите, бессчетны ряды его воинов!

Смотрите, как гордо проходят они перед ним!

Смотрите, как топчут Ирландии древнюю землю!

Нита поначалу опешила, не понимая, к чему клонит Туала. Но ирония, злая насмешка все сильнее прорывалась в ее голосе и словах. Округлившиеся кошачьи глаза светились веселыми зелеными огоньками, словно не грозный Балор громоздился перед нею, а бедная, попавшаяся в когтистые лапки мышка.

Смотрите, могучая сила его неизбывна.

Он отражает искусно любые удары.

Навеки решил покорить эту землю бесстрашный Балор!

Идите за ним по дороге победы и славы!

Но почему же и дети, и звери бегут от него?

Зачем собираются люди, бесстрашно презревшие смерть?

Какое оружие может осилить Балора?

Кувшин, или камень, или железка на длинном шесте?

Смотрите, разросся воитель горой безобразной.

Что это? Шутка равнин зеленеющей Тетры,

Где мир перевернут и страх обернулся потехой?

Где ночь притворяется днем, но все ж утопает во мраке?

Это и есть покоритель миров сопредельных

С тьмой кораблей, утонувших во тьме,

С дикой ордою бездушных, тупых истуканов?

Или бесплотная тень нас пугает обманом?

Где эти орды? Черные звери, фоморы, кобольды?

Груды камней бесполезных, осколки, обломки.

Тьма кораблей? Это просто веками густевшая тьма,

Тени ночные, которых пугаются малые дети.

Как сон, улетучились сонмы ужасных уродов.

Грозный воитель — лишь призрак ушедших времен,

О прежнем могуществе жалко скулящий,

Бессильная злоба, что тайно, по капле веками копилась.

Смотри, пред тобою обычные смертные люди!

Их силой бессмертной родная земля напитала.

Вставай! Одолей этих фермеров, женщин, детей неумелых и КОШЕК!

А может быть, миф — твоя сила, воспетая в мифах?

Тогда оставайся в легендах навеки,

Приманкой для толп любопытных туристов,

Невидимым призраком замков старинных,

Игрушкой-уродцем в ручонках ребенка.

Исчезни, оставь наше время и землю в покое,

Не стой на пороге тебе не доступного мира,

Ты, жалкий обломок, урод, пучеглазая злоба!

Ну, шевельнись, не таись, выходи на последнюю битву!

Вставай и…

И вздрогнула земля от ужасающего рева. Яростная боль пронизала сердце Ниты, прошла по всему телу, будто вонзилось в нее что-то холодное, беспощадное, напитанное ненавистью.

— Дайте взглянуть на этого наглеца! — с угрозой прогудел медленный, злобный голос. — Кто этот безумец, посмевший тревожить меня?

Туала не двинулась с места.

— Вставай и рискни. Если только посмеешь… — закончила она.

И он поднялся.

Крик ужаса всколыхнул ряды волшебников. Казалось, это устрашающее зрелище длилось бесконечно. Огромное чудище начало подниматься из земли, вспучиваясь под сумрачным небом, вырастая выше Ослиной Головы. Мерещилось, будто Ослиная Голова, наоборот, сжалась от страха, распласталась пологим холмиком, пала ниц перед грозным гигантом. Это уже была не просто громадная голова. Заслоняющий небо черный всадник сидел на черном коне, клыкастом, вздыбленном, изрыгающем зловонное дыхание, с глазами, наполненными зеленоватым мерцанием болотных огней. Нита узнала этого черного всадника. ОНА! Совсем недавно, во время лисьей охоты ОНА со своей кровожадной сворой гналась за девочкой в ночи. И теперь ЕЕ свора снова собиралась, стекалась, прячась в черной тени, чтобы начать охоту за телами и душами беззащитных перед этой Силой волшебников. Воя и разевая кровавые пасти, будут они гнать людей, как зайцев, пока на их плечах не ворвутся в реальный мир. Они станут там такой же явью, как жизнь. Но принесут, с собой смерть и разрушение.

Нита уже слышала нетерпеливые взвизгивания, ощущала запах гнили, исходящий из разинутых пастей. Но смотрела она на всадника, не в силах оторваться от ужасного лица. Оно было словно бы скрыто под неподвижной маской. Рот изогнулся кривой щелью, напоминающей улыбку. Глаза полузакрыты и мертвы. ОНА все еще оставалась в обличье Балора, и эта каменная оболочка сковывала ЕЕ, словно панцирь.