И ключи в замке!

Я везучая!

Звучно шлепаюсь голым задом на кожаное сиденье, захлопываю дверь, включаю зажигание и жму на газ.

Машина трогается, придорожные кусты трясутся, и из них выламывается дюжая фигура, лица которой я не вижу, так что визуально оценить впечатление, произведенное моим отъездом по-английски, не могу. А слух меня, наверное, обманывает, потому что мне чудится веселый басовитый рокот.

С чего бы Валентину радоваться? Должно быть, вурдалачий хохот мне померещился.

Я выворачиваю с обочины на шоссе, бдительно следя одним глазом за дорогой, а другим за Валентином. Вопреки моим опасениям, он не бросается за мной вдогонку, и это хорошо, потому что я не рискую разгоняться перед близким поворотом.

Аккуратно вливаюсь в него, и Валентин пропадает из зеркала.

Вот бы он так же пропал из моей жизни!

Я громко всхлипываю. Это еще не рыдание, но прелюдия к нему.

«Ну, ну, не раскисай, все позади!» – успокаивает меня внутренний голос.

Я вовсе не хочу раскисать, потому что зрение у меня и так не очень, а с горючими слезами на глазах оно уйдет в такие минуса, какие нормальны разве что для сибирских морозов. А я не хочу опять попасть в аварию.

Едва подумав об этом, пугаюсь так, что холодеет сердце. Ведь все повторяется: я снова угнала машину и голая, босая, перепуганная спасаюсь бегством от мучителя!

«На том же месте, в тот же час!» – обмирает мой внутренний голос.

Машина приближается к излому перевала.

Я знаю это место, там установлено уродливое подобие пирамиды, поперек которой вереницей тянутся рубленые буквы – неизящное название ближайшего населенного пункта: «Кипучеключевск».

С этой длинной надписью непропорциональная пирамида издали похожа на микроцефала в брюках-клеш и с растянутой гармонью. На память приходят слова старой народной песни про гармониста, который одиноко бродит-колобродит всю ночь напролет. Я бросаю взгляд на часы на приборной панели – время за полночь – и нервно ухмыляюсь.

Дорога уходит в сторону, прижимается к шерстистому боку горы, и дурацкая пирамида стыдливо прячется, но я знаю – она снова вылезет на видное место за поворотом.

«На дорогу смотри!» – сердится мой внутренний голос.

В самом деле, не время любоваться достопримечательностями, надо рулить.

Вообще-то, я тащусь, как черепаха, но перед поворотом тянет еще сбросить скорость, и моя левая нога машинально нащупывает педаль.

Тут-то и выясняется, что у «Рено» не работают тормоза.

В свете полной луны отчетливо видны железобетонные медведи, поблескивающие свежеокрашенными коричневыми боками вблизи пирамиды. Теперь она похожа на безголового пастуха, выгуливающего маленькое стадо бессонных топтыгиных в весеннем садочке. На цветущие яблоньки смахивают неопознанной породы деревья, сплошь увешанные выцветшими тряпочками. Это рукоделие туристов, которые таким образом практикуют материализацию своих тайных желаний.

У меня сейчас всего одно горячее желание – остановить машину, но я не знаю, как это сделать.

Справа шоссе подпирает скала, слева обрыв и глубокая пропасть.

Дорога идет под уклон, и сейчас передо мной довольно длинный прямой участок – думаю, его как раз хватит для разгона, с которого я уже не впишусь в поворот.

«А ты впишись!» – орет мой внутренний голос.

Я мобилизуюсь и каким-то чудом попадаю в петлю. Ура, ура, получилось!

Но за этим поворотом идет следующий, и вот его мне уже точно не пройти!

А как жаль-то! Я вижу, что в недостижимый изгиб упирается русло бежавшего с горы ручья. Сейчас он высох, и, удачно въехав в расщелину, я бы почти безопасно остановила машину!

Но – нет, до той расщелины мне не дотянуть, я слечу с дороги раньше.

– Пройдешь по касательной, – бормочет внутренний голос, некстати проявляя эрудицию.

Бетонные медведи невозмутимо наблюдают за моим приближением. Им нечего бояться: я вылечу с шоссе еще до того, как опасно сближусь с их пирамидой.

– Господи, нет! Не надо! Я не хочу!

Я крепко сжимаю руль и, продолжая кричать, зажмуриваюсь.

Металлический скрежет справа раздается гораздо раньше, чем я ожидала.

«Что, уже?!» – вскрикивает внутренний голос.

Неугомонное воображение рисует мне чертей в аду: они яростно скребут котлы и сковороды металлическими мочалками. Долгий скрипучий визг звучит так душераздирающе, что мой вопль на его фоне совершенно теряется.

Несколько обескураженная, я замолкаю и открываю глаза.

Первое, что вижу: мои руки на руле окаменели так, что косточки пальцев совсем побелели. Такие красивые беломраморные руки!

А за стеклом медленно поворачивается темный лес. Такое ощущение, будто я нахожусь в центре вращающейся панорамы.

С трудом поворачиваю голову – шея и плечи от напряжения тоже окостенели – и вижу совсем рядышком хорошо знакомый мне танк!

Тяжелый темно-зеленый джип плотно притерся к моей машине слева и всей своей тушей медленно, но настойчиво отодвигает коробку «Рено» от пропасти.

– Ты чокнутый?! – оживая, возмущенно ору я. – Мы же так оба грохнемся!

Но сумасшедший камикадзе Саныч меня, должно быть, не слышит, и это неудивительно: его джип грозно ревет, а мой «Рено» страдальчески скрипит.

Сросшиеся боками машины постепенно сдвигаются с финишной прямой вправо, а мир за стеклом короткими рывками движется влево. Это как дерганая проездка на экране телевизора. Я чувствую себя зрителем, неспособным повлиять на ход событий.

Беспомощно оглядываюсь на Саныча и натыкаюсь на его напряженный взгляд.

Черное поле, обрыв киноленты, а затем совсем другой вид.

Коротко стриженная женская головка за стеклом похожа на одуванчик на тонком стебле. Сердце замирает от страха за эту хрупкую красоту.

Я держу тебя, не бойся!

Чуть поддать газу, продвинуться немного вперед, руль еще вправо, отжать жестянку легковушки в сторону еще на сантиметр, на градус, на секунду жизни.

– Держись крепче!

Не услышать этот крик невозможно: Саныч ревет, точно раненый слон.

Я вздрагиваю, моргаю и снова вижу перед собой движущуюся панораму: лес, горы, в правом углу растет что-то темное.

Держаться еще крепче невозможно – я и так уже образую монолитную конструкцию с рулем.

А тем временем в нашем шоу «За стеклом» появляется новый участник. Краем глаза я вижу, что в кадр решительно вторгается темная туша – и в следующий момент стеклянный экран покрывается белыми трещинами.

Успеваю зажмуриться и вжать голову в плечи в ожидании удара.