— Ну, до столицы мы вряд ли дойдём, — кивнул я уныло, вроде бы соглашаясь. — Но только тут не останемся: страшно у вас — степняки вон как лютуют. За сестру боюсь. Мы уж как-нибудь отойдём хотя бы лиг на сто к северу…

— Что ж, вольному — воля, — покладисто кивнул староста, ни капли не огорчившись.

— Только нам бы телегу свою подремонтировать не мешало бы, — добавил я. — Что-то совсем она расхлябалась, и колёса сильно виляют. И лошадь переподковать заодно. А мы за это отработаем, по совести.

— Ну, посмотрим… — отвечал хозяин уклончиво.

Врать не буду: в части дорожного ремонта помогли нам в той деревне очень сильно. Только вот в другой, любовной, части вышел мне полный облом. Нет, дело не в том, что у меня в нужный момент что-то обломилось, а в том, что до этого важного момента дело как раз и не дошло…

Всё сначала вроде бы шло, как обычно: перемигнулся со смазливой селянкой, договорился с ней о сеновале, но, когда подошёл к нужному сараю, то наткнулся на пятерых здоровенных и радостных парней. Я по простоте своей душевной сразу и не сообразил, что они заявились ловить именно меня: думал, что их сюда принесла нелёгкая чисто случайно. Но, увидев их счастливые улыбки до ушей, всё-таки понял, что моей подружки сегодня здесь точно не будет, а вот проблемы — будут.

Парни очень энергично охватили меня широким полукольцом, прижав к стене сарая. При этом они ничего не говорили, а только продолжали весело скалиться, разминая как бы невзначай свои кулаки, и бросая взгляды по сторонам, друг на друга, как будто меня тут и не было.

Всё сложилось хуже некуда: без оружия я стоял перед ними словно голый. Если они навалятся на меня толпой, то сделают мне кучу-малу, а под грудой тел сопротивление совершенно бесполезно. Значит, нужно вырываться и бежать.

— Парни, — сказал я примирительно, — я вам ничего плохого не сделал. Что вам нужно от меня?

— Видали?! Не делал он! — восторженно завопил их заводила. — Он только девок наших портит, а плохого — ничего не делает!

Парень справа от меня, думая, что моё внимание всецело поглощено этим придурком, и я больше ничего не вижу, ударил меня кулачищем в бок, под рёбра. Я увернулся, перехватил его руку, рванул, сделал подсечку — он, вскинув лапти к небу, бухнулся на спину, раскинув руки крыльями. Для начинающего гончара получилось очень даже неплохо; упавший парень загородил дорогу своим друзьям, которые из-за этого замешкались: и упавший приятель им мешал, и скорость его падения их впечатлила. Но, опомнившись, они возбужденно замычали и бросились на меня с утроенным азартом.

Я стоял, глядя в сторону, а на меня бежал, распахнув объятия, здоровенный детина. Я за миг до столкновения гибко пригнулся, и он, обхватив руками воздух, едва не впечатался в стену сарая, еле-еле успев остановиться и изумлённо рассматривая свои лапищи. В настоящем бою такое удивление непременно завершится твоей смертью, но в тот день его противник зайцем бежал прочь, подгоняемый улюлюканьем и топотом множества ног.

На пути оказался плетень — я сшиб его плечом и, прокатившись кубарем, вскочил и пытался бежать дальше. Но заборчик оказался крепче, чем мне показалось второпях, и мой недостаточно сильный удар задержал мой бег на лишних пару мгновений: меня кто-то обхватил сзади, как стальной обруч бочку, пытаясь повалить. Я, разумеется, вырвался: удар локтем под дых, потом пяткой в пах, разворот — и в челюсть, но время оказалось упущено, и пришлось схватиться с толпой по-настоящему.

«Лишь бы не повалили! Лишь бы не повалили» — билась в голове отчаянная мысль, как обезумевшая птица в тесной клетке, а мои руки-ноги работали сами по себе.

Вот на меня уже бежит парень с колом, выломанным из поваленного плетня. Я отклонил направленное мне в живот остриё в землю — этот чудак вовремя не разжал руки, оторвался от земли и потом грохнулся на неё ничком. Из мазанки выскочил хозяин двора, молодой мужик, и, недолго думая, кинулся на меня с вилами по принципу «бей того, кого не знаешь!» Я ухватил его хозяйственный инструмент, крутанул, запутав ему руки — мужик выпустил из них своё оружие. Пока он разматывал свои лапы в обратную сторону, — я боком-боком проскользнул ему за спину и огрел его сзади черенком по затылку.

Парень с колом повторно атаковал меня, но только на этот раз я поймал его остриё между зубцами вил и снова отклонил вниз. Ничего нового для этой деревенщины выдумывать не требовалось: нужно лишь сблизиться с ним левым боком, удерживая его кол, а потом на развороте ударить правой пяткой ему в правое бедро. Затем сзади нанести удар подошвой по голени, чтобы нога противника подломилась, и он, присев на колено, стал пониже. И всё — послать ему завершающий привет по голове.

Оставшиеся противники, увидев в моих руках страшные вилы с длинными зубьями, остановились. Получилась передышка; я слышал шумное дыхание, упавшие со стонами поднимались и тоже в бой рваться не спешили.

— Ты чаво это, чаво?! — гавкнул на меня кто-то, сплёвывая кровь: я успел и по зубам кое-кому врезать.

— Парни, я же вас не трогал. Давайте по-хорошему, а?

Прибежал Малёк с незнакомым мне ножом. Тут уже я задышал с явным облегчением, а деревенские вовсе скисли. Мало-помалу собирался народ, а нападавшим не улыбалось засветиться в этом грязном деле, и они быстро растворились по одному. Остались только лежачие, не успевшие очухаться.

— Тебя, как дитя малое, одного оставить даже на час нельзя, — поглумился надо мной Малёк. — Сам же уговаривал не влипать во всякие истории, а сам творишь чёрт те что…

— Да, беспредел, — кивнул я уныло.

На другой день пришлось являться к старосте по вызову. Там оказалась полна горница людей: немножко знакомый мрачный мужик с замотанной в белые тряпки головой, сварливая баба — его супруга; Рыбак опять же притащился.

— Проходи, гончар, — зыркнул староста на меня узкими глазами. — Я-то думал, что у тебя зять дуралей, а ты и сам-то не лучше.

— Пускай заплатят! — чуть не взвизгнула баба. — Забор сломали, мужа чуть не убили — да что ж такое?! Тут и войны никакой не надо! — хозяйство разорили, и мужик ранетый! Есть тут власть или что?! — пусть заплатят, говорю!

У старосты дублёная кожа на скулах дёрнулась, как при зубной боли, а глаза совсем сузились; неподвижный Рыбак даже глазом не моргнул, небрежно прислонившись к дверному косяку. Хм, похоже, эта баба и без меня эту «власть» уже успела доконать не хуже диких степняков.

— Да скажи ты! — она толкнула покорного мужа в бок безо всякой церемонии к его ране.

— Ну… да… — веско подтвердил селянин высказанную претензию.

Ах, так?! Ладно, мы тоже не лыком шиты.

— Тогда пусть и нам заплатят тоже! — возмутился я. — Нет такого закона, чтобы на проезжих кидаться с вилами и палками! Ваши парни меня вчера бить кинулись, а этот… м-м-м… уважаемый селянин тоже на меня в драку полез. Мне что, надо было ждать, пока меня убьют, что ли?!

— Молчать!!! — и староста хлопнул жёсткой ладонью по столешнице так, что баба, начавшая было гнать вторую волну ругани, словно захлебнулась своей слюной, а её муженёк вздрогнул, как будто его сзади стукнули. Рыбак переступил с ноги на ногу.