Кэт опустила взгляд и посмотрела на мокрую улицу.

— Одной из них нет. — Она ни слова не сказала о пятой картине, о пустой раме, но знала, что Абирам Штайн поймет ее. — Там было только четыре. Я пыталась, но…

— Да, Катарина, — кивнул старик. — Я знаю эту картину.

— Я найду ее. Я верну ее тоже.

Девушку охватила тревога, волнение, но мистер Штайн говорил очень спокойно.

— Твоя мать когда-нибудь рассказывала тебе, почему она пришла ко мне, Катарина? Ты знала, что твоя прапрабабушка и сама была прекрасной художницей?

Кэт кивнула. Она знала это. Кто еще мог так точно подделать «Мону Лизу», висевшую в Лувре все эти годы?

— А известно ли тебе, что одним из ее лучших друзей был молодой художник по имени Клод Моне?

О легендарной семье воров ходило много историй, но именно этой Кэт никогда не верила… до сегодняшнего дня.

— Он написал ее однажды, твою прапрабабушку И подарил ей это полотно. Оно было ее гордостью — самым дорогим, что у нее было. До 1936 года, когда молодой нацистский офицер забрал картину с ее стены.

— Но… — начала Кэт.

— Твоя прапрабабушка не была еврейкой? — догадался Абирам Штайн. Старик улыбнулся. — В своей жадности нацисты никого не обделяли, девочка моя.

— Так значит, мама искала портрет своей прабабушки? — спросила Кэт, теперь понимая мать намного лучше.

— Единственное, что она не могла украсть. — Абирам снова улыбнулся. — На твоем месте я бы не беспокоился о последней картине, Катарина. Такие вещи имеют обыкновение находить дорогу домой.

— А как же «Ангел»? — спросила Кэт.

— О, я уверен, что наш друг мистер Романи сам позаботится о его возвращении.

Дойдя до конца квартала, они остановились. Кэт смотрела, как мистер Штайн ловит машину.

— Одна мудрая женщина однажды сказала мне, что девушка вроде тебя могла бы мне очень помочь. Ты бы согласилась? — Но что-то в его лице подсказывало Кэт, что старик и так знал ответ.

Он шагнул к подъехавшему такси.

— Прощай, Катарина. — Когда старик забрался на заднее сиденье и потянулся к двери, в его глазах горел какой-то новый огонек. — Я уверен, что мы встретимся вновь.

Кэт хотелось бы верить, что она знает, что будет дальше, что она разгадала план Романи и предвидит его следующий шаг. Но, направляясь обратно к каменному особняку, она понимала, что это неправда. Она не была королевой воров. Она уступала в мастерстве Романи и дяде Эдди. Она никогда не станет такой, как отец или мать. Но она не была и той девушкой, которая сбежала в Колган — и вылетела оттуда.

Зайдя в дом дяди, Кэт заметила, что в первый раз за всю ее жизнь здесь не было слишком жарко. Она подумала, что на кухне все идет, как надо.

Дядя Эдди стоял у плиты, помешивая рагу и ожидая, когда поднимется хлеб в печи. Ее отец увлеченно беседовал с Саймоном, разглядывая план музея Хенли и, конечно, клятвенно заверяя, что его интерес чисто научный и что музей, разумеется, уже поменял всю систему безопасности, так что ничего не мешало поделиться знаниями.

Когда Кэт вошла, Гейл был единственным, кто поднял глаза. Он подвинулся на один из разношерстных стульев, и Кэт, нисколько не задумываясь, заняла свое место за столом.

На улице был сильный снегопад. В соседней комнате дядя Винни громко распевал русскую песню, слова которой Кэт так и не запомнила.

— А ты, дядя Эдди? — спросила Габриэль с другого конца стола. — Как ты думаешь, кто такой Романи на самом деле?

Кэт вспомнила слова дяди Эдди: «Он — никто. Он — все». И все же она задержала дыхание, когда дядя медленно повернулся от плиты.

— Я думаю, что в мире есть всего два человека, которым удалось проделать работу в Хенли, Габриэль. — Кэт почувствовала, как комната затихла, и все взгляды устремились на нее. — Визили Романи — кем бы он ни был — второй.

Гейл сунул руку под стол, его теплая ладонь накрыла руку Кэт. Но как только она придвинулась поближе к нему, расслабившись, задняя дверь распахнулась, и в комнату влетели братья Бэгшоу, внося с собой порыв морозного воздуха.

— Ну и холодина! — Хэмиш сразу прошел к плите и взял из рук дяди Эдди тарелку с горячим супом. Он не спрашивал разрешения, и все сразу поняли, что Ангус и Хэмиш были прощены за инцидент с монашкой и приняты в семейное лоно с распростертыми объятиями. Герои-завоеватели. Парни, которые взорвали Хенли.

— Что это? — спросил Гейл, и Кэт вдруг заметила у Ангуса под мышкой небольшой пакет, завернутый в простую коричневую бумагу.

— Не знаю, — ответил старший Бэгшоу. — Нашел на улице. Судя по записке, это для Кэт.

Первая мысль Кэт была о мистере Штайне. Вторая — молниеносная — о Нике. Но когда девушка взяла пакет, развернула бумагу и в изумлении уставилась на небольшой холст внутри, она сразу поняла, что обе догадки были неверны.

Девушка. Она увидела девушку с прямыми темными волосами и личиком в форме сердечка, ее миниатюрная фигурка склонилась в почтительной позе. Стоя на коленях, девушка молилась Святому Николаю — покровителю воров.

В соседней комнате пение дяди Винни становилось все громче. Дядя Эдди вернулся к плите. Отец и Саймон рассматривали чертежи.

Кэт казалось, что она, Гейл и Габриэль были одни на целом свете, когда ее кузина спросила:

— Это то, о чем я думаю?

Кэт безмолвно кивнула, и в этот момент простая белая карточка выпала из пакета и приземлилась прямо на стол дяди Эдди.

Дражайшая Катарина,

Уверяю вас, что Ангел в безопасности, а она — счастлива. То, что в этом пакете, по праву принадлежит вам. Пришло время вернуться к своей семье.

С возвращением,

Визили Романи

Кэт подняла глаза и увидела встревоженные лица Гейла и Габриэль, склонившиеся над письмом щекой к щеке. Она ободряюще улыбнулась обоим. На секунду девушка подумала о конверте с признанием Гейла — о ее билете обратно в Колган, — который лежал на дне чемодана, закрытый и нетронутый.

Взгляд Кэт снова упал на бесценный холст, лежавший у нее на коленях. Она подумала о девушке, которая молилась святому покровителю воров. Кэт знала, что она, Катарина Бишоп, не могла быть Визили Романи.

И все же…

Девушка улыбнулась.

И все же Кэт знала, что она могла им быть.

Хотя все произведения искусства, упомянутые здесь, вымышлены, печальные исторические факты правдивы. Перед Второй мировой войной и во время ее нацисты беспощадно грабили семьи по всей Европе и отняли множество семейных реликвий.

Историки, активисты и выжившие участники тех страшных событий трудятся без устали, чтобы исправить эти ужасные ошибки.