И все же необходимо было предпринять какие-то вполне конкретные меры, чтобы остановить Спанки. Мне следовало отыскать способ хотя бы на один шаг опережать его. Во мне уже вовсю бушевал алкоголь, а потому я посчитал благоразумным отложить выработку программы очередных действий до утра.

После событий минувшей ночи мне не хотелось оставаться в спальне, а потому я решил лечь на диване, поверх которого бросил пуховое одеяло. Веки мои были словно налиты свинцом, а потому, едва опустив голову на подушку, я тут же провалился в глубокое забытье.

Проспал я чуть более часа.

А проснувшись, обнаружил, что все мое тело покрыто слоем липкого, противного пота, который чуть ли не насквозь пропитал и одеяло, и подушку, а с налипших на лоб волос стекают тугие капли влаги— При первой же попытке приподняться и сесть началась самая настоящая агония, мой желудок пронзила острая боль. С неимоверным трудом встав на ноги, я поплелся в туалет.

Судорожно обхватив ладонями живот, я испытал такое чувство, словно кто-то раскаленными ножами полосует мои внутренности. Я попытался было максимально трезво оценить симптомы странного недуга, однако дикая боль напрочь лишила меня способности думать. Как только я добрался до унитаза, внутри меня будто распахнулись шлюзы и наружу хлынул поток жидкости. Однажды в детстве, во время турпоездки со школой в Тунис, я три дня и три ночи провалялся с жестокой дизентерией, и сейчас все муки и страдания тех далеких дней, но многократно усиленные, как бы снова вернулись ко мне. За последние двадцать четыре часа я практически ничего не ел и совершенно не понимал, как из меня может вытекать такое количество жидкости.

Я что было сил напрягал сфинктер, стараясь остановить вырывающуюся из меня лавину, однако так ничего и не добился: стоило мне хотя бы на мгновение ослабить усилие, как поток жидкости с новой силой устремлялся наружу. Устало наклонившись вбок, я заглянул в унитаз.

Его наполняла темная кровь.

Объятый ужасом и чувствуя новый приступ боли, я вцепился руками в живот и свалился на пол, разметая вокруг себя потоки алой влаги. Определенно Спанки что-то подмешал в виски. Но что именно? Яд, который обычно дают крысам, вызывающий внутреннее кровотечение и ослабляющий свертываемость крови?

“Боже праведный, — пронеслось у меня в голове, — да ведь я этак умру от потери крови, пока дождусь доктора”. Я попытался было приподняться, однако боль оказалась настолько сильной, что мне удалось лишь на пару-тройку футов отползти от туалета.

А за спиной у меня продолжал струиться ярко-красный поток, который разрисовывал причудливым узором каменные плиты, покрывавшие пол туалета. Я чувствовал, что постепенно все больше слабею, что из меня, как из жертвы вампира, утекает жизненная энергия, иссушающая тело и обрекающая его на смерть.

Я вдруг вспомнил про способности Спанки. “Я всего лишь иллюзионист, — говорил он, — однако то, что я демонстрирую, внешне кажется вполне реальным”. “Настолько реальным, — подумал я, — что невозможно даже понять, действительно ли он отравил мое виски или нет”. Я чувствовал, как кровь покидает меня, и даже кончиками пальцев ощущал сочившуюся из моего тела липкую жижу. “Может ли все это быть только кажущимся?” — спрашивал я себя, и все же продолжал что было сил подстегивать эту мысль.

Впрочем, происходило ли все это на самом деле или нет, значения сейчас не имело. Самое главное было убедить себя самого в том, что все это лишь иллюзия.

По мере того как приступы боли исторгали из моей груди спазматические волны горячего дыхания, я принялся бубнить про себя, как молитву, как заклинание:

“Всего лишь иллюзия. Просто фокус. Похоже, Спанки, что тебя охватило отчаяние, коль скоро ты так и не придумал ничего более стоящего”.

Между тем кровь по-прежнему исторгалась из моего тела.

Я снова попытался было остановить ее, но понял, что не смогу. Спанки был где-то здесь, в этой самой квартире; он просто обязан был находиться рядом со мной. Я был совершенно уверен, что его галлюцинаторная власть действует, только когда жертва находится в непосредственной близости от него. Именно поэтому-то, залезая в мой “мерседес”, он оставался в том же обличье, что и у меня в квартире перед этим.

Чувствуя, что боль чуточку отступила, я осторожно поднялся на ноги и заковылял к двери. Теперь я уже отчетливо ощущал его присутствие, чувствовал, буквально в нескольких футах от себя, излучаемую им энергию-

И тут вдруг боль стихла — так же внезапно, как и появилась. То ли он сам снял ее, то ли это я создал иллюзию, будто лишился сознания. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что пол повсюду абсолютно чист. Я все еще был в поту, а грудная клетка по-прежнему готова была разорваться под яростными толчками сердца, однако ужас надвигающейся смерти заметно поумерился, и я испытал чувство абсурдной, ошеломляющей благодарности ему за то, что он выпустил меня из своей жестокой хватки.

— Боли неведома усталость, — проговорил Спанки, прислонясь к косяку двери и держа руки в карманах пиджака. — Она может продолжаться без конца, постепенно усиливаясь и распространяясь буквально на все органы. Когда тебе начинает казаться, что хуже быть уже просто не может, боль вдруг удваивает свой натиск, и в итоге ты принимаешь решение покончить с собой. Однако меня подобный исход никак не устраивает. Скажи, Мартин, что бывает, когда ты не оплачиваешь счетов за электричество?

Я все еще стоял, согнувшись, не рискуя распрямиться из страха, что в любой момент спазмы в желудке могут возобновиться с новой силой.

— Ответь мне, Мартин. Ты же не хочешь, чтобы тебе снова стало плохо.

— Свет... Они отключают свет.

— Ага, таким образом, ты понимаешь принцип расплаты за долги. Для начала и это неплохо. Ну так вот, я пришел, чтобы предложить тебе иную форму погашения твоей задолженности.

Я промолчал.

— Отдай мне Лауру. Убей ее для меня. Она была хорошей девочкой, однако девицы подобного типа становятся еще лучше, когда умирают.

Реакция моего тела оказалась более замедленной, нежели я рассчитывал. В тот самый миг, когда я набросился на него, он молниеносно метнулся в противоположный конец холла.

— Мартин, ты все равно не сможешь ничего со мной сделать. Не забывай, что я ненастоящий. Ты же сам это говорил.

Я схватил с кухонной стойки непочатую бутылку вина и изо всей силы запустил ее ему в голову, однако промахнулся, и она с грохотом врезалась в стену, разбрызгивая вокруг алую, как кровь, жидкость. Теперь шло в ход все, что попадалось мне под руку. С дикими воплями я метал в него ножи, стул, металлический подсвечник, однако мое импровизированное оружие не достигало цели: Спанки перемещался слишком быстро, сводя на нет все мои усилия.

Удар лампы о кофейный столик сопровождался оглушительным звоном стекла. Потом я схватил принтер от своего компьютера — в общем-то довольно нелепое оружие, сделанное в основном из легкого серого пластика, — и швырнул его в Спанки, однако тут же убедился, что прибор врезался в стену далеко от цели.