В ноябре 1772 года, помотавшись по Италии, Казанова остановился в Триесте, городе, принадлежавшем в то время Австрии. В Триесте он жил экономно, так как у него совсем не было денег, и венецианский консул господин Марко ди Монти, как мог, поддерживал его. Наконец, измученный ностальгией Казанова получил охранное письмо, датированное 3 сентября 1774 года, которое разрешало ему свободное возвращение в родной город.

Утомившись кружить по Европе, решился я испросить помилования у венецианских государственных инквизиторов.

Джакомо Казанова

14 сентября 1774 года Казанова уже был в Венеции, и это, как он сам потом признается, доставило ему наслаждение и стало прекраснейшей минутой его жизни.

Прошло уже почти девятнадцать лет со времени его побега из тюрьмы Пьомби. Ему было под пятьдесят, он чувствовал себя бесконечно уставшим и мечтал лишь об одном — осесть, отдохнуть и получить, наконец, возможность свободно гулять по родному городу.

Первый визит в Венеции он, разумеется, нанес Марко Дандоло, который был, как мы помним, одним из друзей сенатора Брагадина, с которым судьба случайно свела Казанову в далеком апреле 1746 года. Маттео-Джованни Брагадин и Марко Барбаро давно умерли, а Марко Дандоло был старым холостяком и жил в своем дворце, выходящем на Большой канал, в трехстах метрах от площади Сан-Марко.

Как оказалось, в Венеции все очень сильно изменилось. Конечно, Марко Дандоло немного помог Казанове деньгами, но это, как говорится, было лишь каплей в море. Конечно, с голода Казанова не умирал, но для человека, привыкшего к роскоши, к игре по-крупному, к женщинам и высшему обществу, две-три сотни ливров в месяц выглядели настоящей нищетой. Это был страшный удар по самому больному его месту — по самолюбию. Надо было срочно что-то предпринимать.

И Казанова предпринял. В ноябре 1776 года он стал… платным доносчиком инквизиции. Кстати сказать, в этом же месяце, 29-го числа, в Дрездене умерла его мать, а с учетом того, что 18 декабря 1733 года умер и Гаэтано Казанова, это означало, что теперь наш герой стал круглым сиротой.

Говорят, что родители, постоянно балующие своих детей, обрекают их на несчастье. Может быть, это и так. Но родители, вообще наплевавшие на своих детей, тоже явно не делают их счастливыми. Жизнь Джакомо Казановы — тому наглядное подтверждение. Ему уже за пятьдесят, и кто он? Жалкий платный осведомитель, презираемый всеми, в том числе и теми, на кого он работал.

Казанова начал этот новый для себя вид деятельности под псевдонимом Анджело Пратолини. Признаем, статус профессионального стукача довольно необычен для распутного авантюриста, изрядно пострадавшего от тюремного заточения и бесчисленных высылок. По всей видимости, дело тут было не только в деньгах…

В Италии оплотами инквизиции всегда были Рим и Флоренция. Венеция поначалу отказалась учредить у себя инквизицию, и туда стали стекаться беглецы из других государств. Вскоре Римский папа потребовал покончить с этим, и власти Венеции сочли за благо не идти на конфликт.

В Венеции инквизиция возникла в XIV веке, однако, в отличие от той же испанской, она следила лишь за политической ситуацией в республике, но не за распространением ереси в широком смысле этого слова. В Венеции инквизиция подчинялась городским законам, а конфискованное имущество поступало в городскую казну. Возглавлял венецианскую инквизицию Высший трибунал, который состоял из трех инквизиторов. Во времена Казановы этими тремя инквизиторами были сенаторы Франческо Гримани, Франческо-Джованни Сагредо и Аоло Бембо.

Если честно, рвение Казановы на этом новом поприще поражает. Казанова-доносчик все пускал в ход, лишь бы его донесения удовлетворяли его новых хозяев. Простая история супружеской измены у него превращалась в «запутанную ситуацию, могущую иметь самые серьезные последствия», любой затор на улице, вызванный компанией, беззаботно усевшейся в кружок, — в «центр темных и возмутительнейших слухов».

Казанова служил инквизиции за пятнадцать дукатов в месяц. Но он оказался никчемным шпионом, так и не раскрывшим ничего существенного. В результате, инквизиторы (не полные же дураки там трудились), видя полное отсутствие какой-либо эффективности, лишили его жалованья. Они так и заявили ему:

— Отныне, господин Казанова, вы будете получать оплату сдельно, в соответствии со значимостью каждого из ваших донесений.

Грязная работа тут же потеряла для Казановы экономический смысл. Ирония судьбы: последнее шпионское донесение Казановы помечено 31 октября 1782 года — это была годовщина его побега из Пьомби.

Жить стало совсем тяжело. Денег практически не было, с игрой и с шумными любовными историями было покончено. Похоже, звезда Казановы окончательно закатилась.

В 1779 году умер Марко Дандоло, последний покровитель Казановы, и наш герой лишился средств к существованию. В результате, ему пришлось перебраться жить в район попроще, далекий от пощади Сан-Марко, темный и неприветливый. Там он повстречал некую Франческу Бускини, скромную девушку из народа, жившую со сварливой матерью, младшей сестрой и юным братом в сущей трущобе. Она была белошвейкой, и ей было всего пятнадцать лет.

Франческа выглядела совсем непрезентабельно, но она заботилась о Казанове, приводила в порядок его одежду, следила за его бельем и хорошо умела готовить его любимое лакомство — горячий шоколад.

Как видим, наш «герой неисчислимых любовных битв», наш «божественный наглец», как привыкли называть Казанову его биографы, превратился в пожилого человека, совершенно сломленного жизнью и ничего уже не ждущего от нее. Фактически, он стал паразитом на шее у несчастной Франчески Бускини.

А потом произошло и вовсе непоправимое: Казанова сильно поссорился с неким офицером по имени Карлетти и написал в отместку злой памфлет. Сенатор Карло Гримани, сын Микеле Гримани, бывшего в прошлом любовником матери и покровителем самого Казановы, встал на сторону Карлетти, пребывавшего в Венеции в качестве его гостя. В ответ Казанова в запале стал нападать и на Гримани, а заодно и на других сенаторов. Итогом стал еще один язвительный памфлет, направленный на этот раз против всей венецианской аристократии. Он носил название «Ни любви, ни женщин, или Очищенные конюшни».

Это сочинение получило в Венеции неслыханный резонанс, и Казанова вскоре понял, что сделал непоправимую глупость.

Подумать только, этот жалкий тип, совершивший в жизни столько неблагонравных поступков, вдруг решил создать назидательное произведение! По меньшей мере, лицемерно выглядело его предисловие:

«Эта книга, читатели, — сатира на величайший из всех пороков: гордыню. Целью этой брошюры является показать, как следовать добродетели, которая всегда зависит от уничтожения порока, ибо совершенно уверен, что человек рождается порочным. Гордыня, надменность, безудержное самолюбие, неискренность, низость, трусливое хвастовство — вот пороки, которые я намерен разоблачить. Я представляю их в самом гнусном виде, чтобы влить ненависть к ним в сердца людей; я описываю их яркими красками, чтобы все их возненавидели и бежали от них; я высмеиваю их, чтобы зараженные ими устыдились, постарались от них отделаться и краснели бы, если медлили с их изгнанием из себя. Добродетели, которые я хочу поставить на место этих отвратительных пороков, — невозмутимость, смирение, стремление к истинным достоинствам, справедливость, благочестивая верность соблюдению честных обязательств, доблесть и великодушная умеренность».