На этом Завид остановил Воислава, сказал, что не бывало ещё такого, чтобы он отказывал гостям в убежище. И вообще, ловил он всяких северных разбойников в ловчие ямы, луками расстреливал, а то и вовсе дубинами забивал, как псов бешеных.

Клек и Шибрида при этих словах недоверчиво хмыкали, но достаточно тихо, чтобы услышал только Данила.

В общем, Завид предоставил свою заимку в полное распоряжение гостей, правда, тонко обмолвился, что всякая щедрость требует отдарка. Намекал на скидку, что ж, имел право.

Вместе с охотничьей партией Завида в тринадцать человек всего на заимке собралось почти семьдесят бойцов, способных держать лук или метнуть копьё. За крепким частоколом у них были все шансы сообща отбиться даже от хирда настоящих, проверенных в боях, викингов или удержать атаку сотни княжьих гридней.

Данила, пока воины обустраивались, а купцы рядились, не находил себе места. И дело даже не в том, что Улада могла ошибиться и все эти меры предосторожности окажутся лишними, – ведь Путята и так ехал к Завиду торговать. Если кого-то убьют из обережных, приказчиков или охотников смелого и гостеприимного Завида, в пролившейся крови будет виноват он, Данила! Ну в самом же деле, неужели из-за разбитых кубков и поцарапанной рожи Гуннар решил отомстить Путяте? А может, и из-за этого, много Данила знает викингов, чтобы делать выводы?

Клек и Шибрида наполовину северяне, они смелые, отчаянные парни, великолепные воины, но из-за пустяка не станут рисковать своей жизнью, только если от возможного риска намечается настоящая прибыль. А с другой стороны, если посчитают, что их честь задета, такое могут учудить – мало не покажется.

И всё-таки Молодцов чувствовал, что он причастен к разворачивавшимся событиям. Причастен – и всё тут! Даже пир с хмельной брагой не выветрил это чувство. Оставалось ждать вестей от высланных утром разведчиков.

Данила, как и остальные, ждал с тревогой их возвращения. Только Клек и Завид, весело болтавшие между собой, выглядели непринуждённо. Варяг и охотник сошлись друг с другом на почве похожих характеров, они устроили между собой соревнование, кто кого остроумнее заденет. Поскольку от грубых шуток и прямых намёков в силу обстоятельств приходилось воздерживаться, диалог получился весьма витиеватый и захватывающий. Оба соперника обладали острым умом и способностью к импровизации, каждый из воинов с удовольствием их послушал бы… но в других обстоятельствах.

– Думаешь, правда всё? – спросил Ждан, который, как обычно, находился рядом с Молодцовым.

– Ты о чём?

– То, что Уладка тебе написала?

– А я откуда знаю? – грубо ответил Данила. Ждан сделал вид, что не обратил внимания на тон, продолжил наблюдать за лесом. От такого поступка Даниле стало тошно ещё сильнее.

– Из-за меня это всё, – печально выдохнул он.

– Ты о чём, брат? – Ждан положил руку ему на плечо.

А что Данила мог ответить?

– Ну, сон этот, помнишь?

– Ты что, думаешь, беду накликал? – по-своему истолковал молчание друг. – От ты и вправду чудной! Это же боги с тобой говорили, знак тебе послали. А ежели бы не девка та теремная, где бы мы сейчас оказались? Посередь леса, беззащитные или хмельные после пира, на ногах не стояли б. Нурманы бы нас голыми руками взяли. А знаешь, что они с пленными делают? Так что по всему выходит, что мы должны благодарить тебя. Может, Воислав и одарит как, когда в Новоград вернёмся.

«Угу, конечно, – мрачно подумал Данила. – Но ведь Ждан прав отчасти. С чего я решил, что нурманы и варяги связаны? Из-за сна? Да мало ли что приснится. И спасибо тебе, Уладка. Вот кто действительно заслуживает награды!»

Время текло медленно, около десяти часов пополудни из леса на опушку выскочил лыжник. По тому, как он бежал, Данила понял: «Враг близко!»

– Видал их, – отвечал запыхавшийся Будим, – десятков пять одних чудинов, на лыжах чешут, что по воздуху бегут, и ещё воины в доброй броне были, десятка два, не меньше. Ближе я подходить не стал и в лёжке не задержался. Сами знаете – легче белку руками поймать, чем от чудина на лыжах уйти, а следопыты они знатные, подберутся – не заметишь.

– Молодец, – одобрил Воислав действия разведчика, – они точно тебя не заметили?

– Думаю, нет, батька.

– Заметили, не заметили, а один разведчик не вернулся, – мрачно изрёк Вуефаст.

Он был прав, один из охранников Черняты, посланный в лес, не вернулся. Оставалось надеяться, что нарезал круг, чтобы не быть обнаруженным врагом. Надежда быстро рассеялась.

За час до полудня из леса донёсся визг и рёв. Данила, поскольку из лука стрелять не умел, вцепился в выданную ему по случаю сулицу. Он ничего не видел в переплетении еловых ветвей в лесу, даром что они наклонились к земле под тяжестью снега. Врагов не было видно, зато слышно. Вскоре с опушки на поляну перед воротами заимки вылетел кусок непонятной формы, затем ещё один и ещё.

Данила пригляделся: это оказалось человеческое туловище без головы, а возле него валялись отрубленные конечности. Что это были останки охранника Черняты, все поняли сразу.

– В обе стороны смотреть, не зевать, – закричал Воислав. – Завид, с тыльной стороны смотри, чтобы не обошли.

– Понял, батька!

На заимке все безоговорочно признали старшинство Воислава. Что ж, хоть это радовало – не будет ненужной грызни.

Посреди узенькой дорожки, ведущей из леса к воротам, вдруг сами собой образовались воины в ладных доспехах, со щитами. Не было их – и вдруг раз, стоят плечом к плечу, человек восемь. Один из них сделал пару шагов из строя, опустил щит. Гуннар!

Данила его узнал по знатной бороде и панцирю, который нетрудно было узнать даже шагов с шестидесяти.

– Ваш человек сделал правильный выбор, – крикнул он, – зарезался сам, не дожидаясь, пока мы с ним повеселимся. – Викинг кинул вперёд голову неудачливого охранника. – Вам стоить поступить так же, тогда ваша смерть будет лёгкой.

– Не стрелять! – крикнул Воислав. – Ждать. – И сам выпрямился над частоколом: – Рубить ноги у трупов ты мастак, конечно, Скряга. А сюда зачем пришёл? Показать нам свою меченую рожу? В Смоленске уже все видели, помнишь?

– Помню, варяг, поэтому к тебе и пришёл. Должок у меня к вам, не забыл?

– Не забыл, я готов решить всё прямо сейчас: ты и я. Один на один. Или боишься?

Нурман захохотал вполне естественно.

– Зачем мне звенеть с тобой железом, Воислав? Ты мне должен кровь, а Путята должен золото. И то и другое я возьму сегодня до заката.

– Не слишком похваляйся. Гонцов мы уже послали, через три дня здесь будут новгородские гридни, а из твоего гнилого брюха вытянут кишки.

– Ты ловок биться, Воислав, не зря тебя так назвали, но ты глуп! К посаднику приехал Добрыня. Ксянтин и он будут праздновать целую седмицу, и никто к тебе на помощь не придёт. Но это ещё не всё. Я знаю, что за этим тыном, – пренебрежительный жест в сторону частокола, – люди, с которыми у нас нет вражды. Погибший человек сам убил себя, клянусь. Если бы я знал, что он не из хирда Воислава, я бы не причинил ему зла, а отпустил на свободу. Так же я поступлю и с теми, к кому у меня нет обиды. Вы можете уходить, и ни я, ни мои воины вас не тронут. Клянусь в этом Одином и Тором, – Гуннар вытянул меч, воздел его к небу. – Но если вы не внемлете, то позавидуете вашему хирдману, погибшему сегодня. Я перебью всех и каждого, а взятых в плен предам пыткам, страшнее которых ни словенцы, ни варяги не знали. Боги слышат меня!