— Да ты не волнуйся, Мария, — Дэн вынул колбасу из огня и теперь разглядывал придирчиво. — Приходи в любое время, живи где хочешь… Мартина знаешь? У него шалаш хороший…

Моя сестренка оглядела тесный вигвам и поморщилась.

— Тут так принято, да? — спросила она.

— Да, в общем, тут плевать всем на всех, — объяснила Машка. — Свободные люди.

— Свобода есть высшее благо, данное человеку богом, — рассудительно произнес Дэн. — Поэтому всегда находится кто-то, кто норовит ее у человека отнять…

Он откусил от колбасы, и жир брызнул ему на бороду.

— Можно, я с вами побуду? — обернулась Машка ко мне.

— Да запросто, — ответил я.

— А как же Шериф? — ляпнул Макс.

Машка переложила рюкзачок из правой руки в левую:

— А ты думаешь, Максик, мы с тобой трахаться будем?

Она со смехом ухватила Макса за нечесаные рыжие волосы. Смех, воля ваша, вышел слишком мелодичным, и Маринка, слыша это, нахмурилась.

— Заночуешь сегодня у меня, — предложила она. — Это парней мать на порог не пускает… Тебя пустит…

Я усмехнулся. Представил, о чем они станут сплетничать.

— Спасибо тебе, Маринка. Ты — прелесть, — сказала неунывающая автостопщица и поцеловала мою сестру в щеку.

— Я знаю, — ответила Маринка, глядя почему-то на меня.

Эпизод43. Этой ночью в автобусе я никак не мог заснуть. Вертелся с боку на бок. Наконец выпутался из одеяла, натянул джинсы, накинул куртку; нащупал в кармане сигареты, осторожно приоткрыл дверцу и вышел. Макс заворочался на своем переднем сиденье и что-то пробормотал, но не проснулся.

На всей Железнодорожной улице горел один-единственный синий фонарь. Второй светился возле самого переезда. Я оглянулся на темные окна Маринкиного дома, вздохнул и медленно пошел по улице от одного фонаря до другого.

Туман стелился по земле. Может быть, из-за этого тумана мир вокруг казался абсолютно чужим и незнакомым. Я не слышал даже собственных шагов, как будто и не шел вовсе. «А куда, собственно, я иду?» — подумал я.

Шлагбаум у переезда был поднят, в низенькой будке смотрителя из-за занавесок виднелся зеленый абажур настольной лампы. Еле слышно звенели провода, вдали помигивал красным глазом какой-то железнодорожный светофор.

Я перебрался через рельсы и уселся на скамеечку возле сторожевой будки. Достал сигареты.

Внутри домика послышались шаги. Дверь скрипнула и приоткрылась. На пороге стояла рослая грудастая тетка в джинсах и в какой-то телогрейке, накинутой (как мне показалось) прямо на голое тело. Нет, конечно, — понял я вслед за этим. Там была розовая рубашка с кружевами.

— Ты чего здесь? — спросила тетка с тревогой.

— Просто сижу.

Тетка спустилась с крылечка и приблизилась.

— Чего сидеть-то? Если под поезд бросаться затеял, так поездов до утра не будет.

Ее голос звучал насмешливо.

— А если спать негде, так тут я тебе не помощница.

Я поднял глаза и помимо воли окинул ее взглядом с ног до головы. Было ей чуть за тридцать. Крашеные блондинистые волосы острижены коротко. На ощупь они обычно сухие, как солома.

— А где ваша желтая жилетка? — спросил я.

— Сейчас я тебе, при всем параде буду ночью, — засмеялась тетка. — С жезлом еще и с фонарем. Тоже, проверяльщик нашелся. Ночью вообще спать положено.

— Просто вам пойдет желтая жилетка.

— Хочешь, для тебя надену?

Она сделала вид, что идет обратно к двери. Но остановилась и обернулась.

— А ты красавчик, я смотрю. Как звать-то?

— Петр.

Я зажмурился. Мне на мгновение показалось, что все это уже было со мной когда-то — ну, если только в прошлой жизни, — ответил я сам себе. Вообще-то я давно раскусил природу того явления, которое принято называть «dИjЮ vu»: это всего лишь картинка, по ошибке сохраненная не на той страничке альбома. Тебе кажется, что все, что ты видишь, уже происходило, а на самом деле оно даже как следует и не случилось еще. Как сказал бы Костик, оперативная память выдает себя за долговременную. Но сейчас в моей голове как-то разом прокрутился целый ряд картинок, одна другой ярче: комната с низким потолком, лампа на столе, одежда, разбросанная по полу… Что-то отразилось на моем лице, потому что женщина быстро оглянулась и зашептала тихо и весело:

— Ты чего подумал? Ты, волчонок? Ты чего, подумал, что я…

Она снова засмеялась.

— Нет.

Не глядя на нее, я резко поднялся со скамейки. Вдали виднелась светящаяся вывеска «24 часа». За спиной хлопнула дверь.

Не помню, как я прошел эти несколько сотен метров. Возле самого магазина я опомнился. К черту, к черту. Волчонок. Ну надо же.

Я вошел внутрь (в дверях звякнул колокольчик). Продавщица была всё та же. Она сидела на стуле и читала какой-то детектив в мятой обложке. Взглянула на меня черными цыганскими глазами, с усмешкой покачала головой.

— Дайте две банки, — я указал пальцем на полку.

— Вы откуда такие ненасытные? — спросила она. Я опять подумал о другом. Даже покраснел, кажется. Да что же такое сегодня происходит, — подумал я.

Но продавщица спокойно повернулась ко мне спиной, не без изящества наклонилась, извлекла из упаковки две банки и поставила на прилавок. Я полез за деньгами. Снова прозвенел колокольчик: дверь за спиной отворилась, и в помещение вошли три каких-то парня, явно синюшного вида, но крепкие.

— Во как, — сказал один. — А у Вальки опять гость. Кто такой?

— С Железнодорожной, — проговорил я.

— Что-то не помню у нас таких.

— Ой, слушай, друг, одолжи пару тыщ, а? — схватил меня за руку другой. От него несло перегаром. Двое, что было хуже всего, встали сзади.

— Жорик, да ладно тебе, — лениво отозвалась Валька-продавщица. — Пусть идет.

— Да мы ничего против не имеем. Пусть идет, конечно. Так, нет? — спросил тот, что встал сзади. И даже отошел в сторонку, освобождая мне путь. Я рассовал банки по карманам куртки и вышел за дверь. Они вышли следом. Дверь еще не успела закрыться, как двое уже держали меня за руки, а третий получил от меня ногой в пах (бей первым, Фредди, — вспомнилось откуда-то мне). Тот, кто получил, охнул, но тут же как-то снизу попробовал добраться до моей челюсти, а второй выпустил мою руку и полез за пазуху. Вот это плохо, — понял я, когда увидел у него в руке нож. Впрочем, двигались они не слишком-то ловко, и я успел увернуться. Наотмашь врезал ребром ладони кому-то по шее. Но тут еще один подскочил сзади и попытался заломить мне руку. У него почти получилось.

— Всё водку пьете, гандоны, — прошипел я, выдираясь. — Дети уродами будут.