— Сейчас с тобой говорит не женщина, а королева.

Произнося все это, королевская чета даже не подозревала, что юный принц слышит их разговор.

— Но речь идет о воине, — напомнил ей Олаф.

— Речь идет о твоем брате и, поскольку твой сын Магнус еще слишком юн[64], о вполне реальном наследнике престола, при правлении которого и твой, и мой роды смогут чувствовать себя в этой стране зажиточными и защищенными. Мы не имеем права рисковать тем, кто способен достойно перенять твою корону; не имеем такого права!

Королевская чета стояла на видовой площадке сторожевой башни, почти у самого подножия которой мерно покачивались на небольшой волне суда норвежской флотилии. Пронизывающий северный ветер, в течение многих дней прорывавшийся сюда из Балтики, наконец-то утих, и над озером устанавливалась по-настоящему теплая весенняя погода.

— Но если Гаральд не примет участия в этом походе, — не воспринял всерьез аргументы своей супруги конунг конунгов, — то как мы сможем убедить викингов, что он достоин этой короны, достоин стать наследником самого Олафа?

Гуннар Воитель положил свою тяжелую руку на плечи принца и нажал так, словно хотел усадить его на каменный пол. Королевскую перепалку эту они выслушивали, стоя в той же башне, только площадкой ниже. Заметив, что король и Астризесс направляются из пристани к башне, Гуннар как телохранитель поспешил за ними, прихватив с собой оказавшегося рядом принца, поскольку никого другого из воинов королевской охраны под рукой попросту не оказалось.

«Даже так: “самого Олафа”»? — скептически ухмыльнулась тем временем про себя Астризесс. Она имела на это право, поскольку никогда не была высокого мнения ни о государственных, ни о полководческих талантах своего мужа.

— Ты прекрасно понимаешь, что я не смогу запретить Гаральду выйти в море, — молвила она, нервно покусывая нижнюю губу. — Но точно так же понимаешь, что не стоит рисковать будущим нашего королевства, само существование которого — из-за твоего поражения в битве с датчанином — и так уже оказалось под угрозой.

Астризесс могла бы еще и напомнить королю-изгнаннику, что первенец их умер и, похоже, больше детей у них не будет. Но стоит ли вновь напоминать о том, о чем напоминала Олафу множество раз? Поэтому королева резко повернулась и направилась к лестнице, ведущей к подножию башни.

— И все же Гаральд пойдет в этот поход, — буквально проревел ей вслед король-изгнанник, — хотя ты по-прежнему не веришь в то, что я способен вернуть свой трон!

— Потому что вернуть трон тебе, Олаф, не дано! — холодно процедила Астризесс уже с лестничной площадки.

Олаф давно убедил себя, что Астризесс владеет даром то ли предвидения, то ли какого-то чернокнижия. Во всяком случае, все то, о чем эта женщина предупреждает его, обязательно сбывается. Вот только ничего хорошего она обычно не предвещала. Так было и перед боем с людьми мятежных ярлов, и перед стычками со жрецами, и, наконец, перед битвой с датчанами Кнуда. А теперь вот король подозревал супругу в том, что и перед этим походом она готова напророчить ему поражение.

— И все же я изгоню датчан и вернусь из этого похода в короне короля Норвегии! — вспылил Олаф.

— Ты не вернешь себе корону. Причем не только во время этого похода — никогда. Только зря погубишь великое множество своих воинов. И себя тоже… погубишь!

— Я не желаю выслушивать тебя, слышишь ты, жрица Сатаны?!

— Трагедия твоя в том и заключается, что ты не умеешь прислушиваться к тому, что тебе советуют и от чего отговаривают.

Заслышав ее шаги, телохранители поспешили вниз, однако, встретив их у входа в башню, королева поняла, что Гаральд все слышал.

— Ты можешь не ходить в поход, — обратилась она к принцу, — поскольку еще не достиг возраста норманнского воина. И никто не посмеет упрекнуть тебя в этом.

— Я такой же воин-норманн, как и все остальные, — исподлобья взглянул на нее Гаральд. Он был недоволен тем, что женщина пыталась не допустить его участия в походе, пусть даже эта женщина и была королевой. Он почти с ужасом думал о том, что король может заподозрить их в сговоре, в том, что Астризесс пытается избавить его от похода по его же, Гаральда, просьбе.

— Никогда не смей считать себя таким же воином, как все. Ты — принц и наследник норвежского трона. Чем меньше ты будешь рисковать собой, тем спокойнее будет тем, кто уже видит тебя на троне не только Норвегии, но и Великой Норманнской империи.

— Король позволил мне идти в поход вместе с ним.

— И я не могу отменить его решение, — признала Астризесс. — О чем очень сожалею.

Уже отойдя от них на несколько шагов, королева подозвала к себе Гуннара.

— Битва будет очень жестокой, и, судя по всему, король проиграет ее, потеряв почти все войско.

— Он знает об этом?

— Как он может знать об этом? — удивилась Астризесс наивности викинга. — Этого пока что никто не знает, хотя я пыталась предупредить его.

Гуннар удивленно взглянул на королеву и резко покачал головой, словно пытался развеять некое странное видение.

— Не понимаю.

— От тебя и не требуется что-либо понимать. Перед началом решающей битвы собери вокруг себя десяток наиболее преданных и отчаянных воинов и неотступно следуйте за принцем Гаральдом, постоянно находитесь рядом с ним.

— И с королем?

— Я сказала: «С принцем Гаральдом», — уже на ходу обронила Астризесс. — В самую трудную минуту попытайтесь увести принца с поля боя и спасти. Если вы убежите вместе с ним, Норвегия вам это простит. Не простит она вам, если оставите его на поле битвы.

— Но мы не сможем оставить на поле битвы короля! — подался вслед за ней Гуннар.

— Потому и требую, чтобы вы любой ценой спасли своего будущего короля.

Мстислав встретил его в своем лагере, неподалеку от Любеча, к которому даже не пытался приближаться. Из уст делегации священников, которые проведывали Понтийского Странника, горожане уже знали о его замыслах, поэтому воспринимали тмутараканцев как союзников.

Встреча братьев оказалась на удивление миролюбивой и короткой.

— Ты согласен с теми замыслами, о которых поведали тебе мое послание и словоохотливый эллин Визарий? — сурово спросил Мстислав, как-никак победителем был он, а значит, диктовать условия тоже надлежало ему. — Приемлешь их?

— Приемлю, — с готовностью ответил Ярослав. — Хотя до этого часа относился к ним с недоверием.

— Решил, что заманиваю тебя в западню? — Они сидели между палаткой Мстислава и берегом реки, в креслах, выдолбленных мастерами из высоких дубовых пней, между которыми, тоже на двух пеньках, высился небольшой столик.