– О чем задумалась, Габби? – с улыбкой спросил он. – О хорошем или плохом?

Габби осмотрелась и поняла, что их никто не видит. Клер стояла спиной и смеялась шутке подруги; тетя Августа и миссис Далримпл прогуливались чуть поодаль и о чем-то шептались.

– Что, временно лишилась защитников? – Трент заметил ее испуганный взгляд и улыбнулся еще шире. – Никто из них не сохранил тебе верность до конца. Даже твой слишком заботливый братец. Для меня эти очень кстати.

– Мне нечего сказать вам, – ледяным тоном ответила Габби.

Это было единственным, на что она оказалась способна. Инстинкт подсказывал, что следует повернуться и уйти, однако Габби с ужасом обнаружила, что ее не слушаются ноги; казалось, они приросли к земле.

– Габби, ты не забыла про расписку, правда? Конечно, нет. Она все еще у меня, и я непременно ею воспользуюсь. Причем очень скоро. В этом ты можешь не сомневаться.

– У вас нет власти надо мной.

Габби попыталась справиться с голосом, но он тоже плохо повиновался ей. Очевидно, присутствие Трента парализовало ее тело, волю и разум.

Он шагнул к ней…

И в это мгновение у дверей остановилась карета леди Сэлкомб.

– Скоро, Габби.

Когда тетя Августа наконец обернулась, в воздухе еще витало эхо зловещего шепота. Трент закутался в плащ, прошмыгнул мимо Габби, спустился по ступенькам и исчез в ночи, как вампир, от которого ничем не отличался.

Габби прилагала все Силы, чтобы не думать о нем, но тщетно. Сомневаться не приходилось: Трент угрожал ей.

Она не сказала об этой встрече ни Клер, ни тетке. Габби была слишком взволнована болезненными воспоминаниями и не хотела расстраивать Клер. Судя по всему, сестра не видела Трента.

Дорога до дома казалась бесконечной. Клер буквально светилась от счастья. В ответ на расспросы тетушки она призналась, что маркиз действительно был очень мил, что она танцевала с ним целых два раза и что о» обещал завтра нанести ей визит.

Габби была рада оживленной болтовне сестры, потому что за всю дорогу не промолвила ни слова. Но когда Мэри уложила ее в постель и Габби осталась в темноте одна (действительно одна во всем крыле дома, потому что спальня Уикхэма, как обычно, была пуста), молодая женщина испытала множество неприятных чувств: недовольство предстоящим обручением, запретную, но щемящую тоску по Уикхэму и ужас, который она скрывала годами.

Больше не сдерживаясь, Габби плакала, пока не уснула.

«Я слегка сегодня перебрал, – недовольно подумал он, ставя свечу на стол и сбрасывая с себя плащ. – Пьян не пьян, но дешевое пойло дает себя знать».

Необходимость необходимостью, однако он уже слишком стар, чтобы проводить ночи за игрой. На первых порах такая жизнь обладала прелестью новизны.

Но сейчас он посетил все злачные места, игорные дома и тайные притоны, а каков результат? Никакого, кроме пачки выигранных денег в кармане и головной боли. Ни то, ни другое не было его целью. Кроме того, игра становилась слишком рискованной. Чем дольше он притворялся Маркусом, тем больше становилась вероятность разоблачения.

Если объект охоты находился здесь, в Лондоне, то этот человек был дьявольски осторожен. Какого черта он выжидает?

Барнет, ушедший в порт и еще не вернувшийся, хотя шел пятый час утра, пытался добыть нужную информацию у типов, которые рыскали по глухим переулкам во мраке ночи. Его целью были отверженные из отверженных, исчезавшие при первом шорохе или направленном на них взгляде. Но Барнету повезло не больше, чем ему самому. Иными словами, не повезло вовсе.

Нельзя заниматься этим бесконечно, думал он, садясь на кровать и сбрасывая сапоги.

Ситуация, рискованная с самого начала, быстро ухудшалась. Все оказалось куда сложнее, чем он предполагал. И причиной большинства этих сложностей были Габриэлла и ее сестры.

Что бы ни случилось, он не хотел причинить им вред. Ни физический, ни моральный, ни материальный. Его все сильнее тревожило их будущее. Как бы там ни было, он отвечал за них.

Он снял сапоги и в одних чулках подошел к камину, где хранился запас бренди и сигар. Он был на взводе; требовалось закончить дело, чтобы, наконец, обрести равновесие. Он налил бренди в бокал и рассеянно заметил, что мерцающий свет камина превратил жидкость в оранжевую ртуть. Затем сунул сигару в рот, зажег ее и сел у камина, перемежая затяжки глотками бренди.

Кстати, чертовски хорошего бренди. Следовало признать, что в положении графа Уикхэма были свои преимущества.

Физически он смертельно устал, но его мозг не знал отдыха. Мысли его вернулись к тому, над чем он бился уже несколько дней. Было ясно, что нельзя носить эту маску бесконечно. В один прекрасный день он столкнется с тем, кто знает его или знал Маркуса, и тогда все будет кончено. Либо сделает ход его противник, и события понесутся со скоростью победителя ежегодных скачек в Аскоте. Пока этого не случилось, ему нужно уладить дела.

Точнее, три дела. Его «сестры».

Бет. Очаровательная девочка, умеющая любить, не рассуждая. Она первой признала в нем брата, а он, не отдавая себе в этом отчета, так вжился в роль, что теперь действительно испытывал к ней братские чувства. Он не мог позволить себе обидеть Бет.

Клер, красавица Клер. Он с первого взгляда понял, что еще никогда не встречал такой женщины. Она была юной Венерой, способной поставить на колени любого мужчину. Стоило посмотреть на нее, как на ум приходили свечи, спальни и прохладные простыни. Но потом он понял, что эта девушка добра, немного застенчива, беззаветно предана своим сестрам и наивна, как любая восемнадцатилетняя мисс.

Кроме того, он с удивлением понял, что его не тянет к невинным бутонам, даже самым прекрасным. Он по-прежнему восхищался внешностью Клер, как и всякий мужчина, но теперь его восхищение было беспристрастным. Когда Уикхэму пришла в голову нечестная мысль воспользоваться страхом Габриэллы, чтобы добиться от нее поцелуя, у него и в мыслях не было обольщать Клер. Он искренне полюбил эту девушку и от души желал ей счастья. Иными словами, чувствовал себя ее старшим братом и защитником.

И наконец Габриэлла. Она была сюрпризом, джокером в колоде, капризом судьбы. Причем жестоким капризом. Высокомерная недотрога, старая дева с острым язычком, не бывшая красавицей даже в расцвете молодости, она заинтриговала его с самого начала. Кто бы мог подумать, что он дойдет до такого состояния, когда при одном ее виде у него будет ныть в паху?

Только не он. Он знал, что это смешно, и с удовольствием посмеялся бы над собой. Но неприятная правда состояла в том, что он, самый отчаянный сердцеед в армии Веллингтона, готов был пройти огонь и воду, лишь бы оказаться в ее спальне. Сознания того, что сейчас она спит, отделенная от него лишь тонкой дверью, было достаточно, чтобы скрежетать зубами и изо всех сил бороться с искушением.