Думаю, он сделал очень разумный выбор. Но я заказал себе только кока-колу.

— Мой первый напарник, — заметил я, — питал пристрастие к таким маленьким итальянским сигаркам, похожим на обрезки перекрученной веревки. Они продавались в узких картонных коробках, по пять или шесть штук в каждой. Вроде бы этот сорт назывался «Де Нобили», но сам Махафи окрестил их вонючками из Генуи.

— Сегодня его обвинили бы в оскорблении национального достоинства.

— Вполне могли, но ему было плевать. Я терпеть не мог запаха этих вонючек. Но когда нам с ним приходилось сталкиваться с таким кошмаром, как сегодня, он закуривал эту свою сигарку, и мне тоже давал одну, и я прикуривал и затягивался.

— Готов поспорить, вам это нравилось.

— Во всяком случае, помогало.

Редмонд приподнял свой стакан, посмотрел через него на свет лампы над головой. Что пытался там разглядеть, непонятно. Я и сам так часто делал, не знаю почему.

— И записки не оставил, — пробормотал он.

— Нет.

— У меня сложилось впечатление, он не из тех, кто будет оставлять посмертные записки. Впрочем, вы знали его лучше, чем я.

— А у меня впечатление, что он был не из тех, кто станет кончать жизнь самоубийством, — заметил я.

— Все принадлежат к этому типу, — возразил Редмонд. — Но фокус в том, что большинство так и не решается.

— Возможно.

— Мой отец покончил с собой. Понимаете, что это значит? — Я понимал, но он не стал дожидаться ответа. — Это означает, что наследственность у меня дурная. Точных цифр не помню, но сыновья самоубийц гораздо чаще сводят счеты с жизнью, нежели остальные люди.

— Однако это еще не означает, что у них нет выбора.

— Нет. — Он отпил глоток. — У меня этот вопрос пока не стоит. Но будь у меня выбор, что бы я сделал? — Он усмехнулся. — Попробуйте задаться этим маленьким вопросом хотя бы несколько раз, увидите, куда это вас заведет. Так что давайте-ка рассмотрим другие вопросы. Когда вы с ним виделись в последний раз?

— Точно не помню, — ответил я. — Но по телефону говорили последний раз в субботу.

— Да, я прослушал записи на его автоответчике. Начали поступать в понедельник утром. Что сказал медэксперт? Вроде бы два дня?

— Вроде бы да.

— Запросто можно сойти с ума, слушая эти сообщения. Вы должны были их слышать, стояли всего в нескольких футах.

— Звонили в основном друзья и знакомые по «Обществу анонимных алкоголиков».

— И еще какая-то женщина. Описывала ювелирное украшение, которое хотела отдать ему починить. Невероятно! Она не умолкала ни на секунду: говорила о размерах, о материалах, о том, сём и этом, потом стала спрашивать, когда может подъехать и показать эту цацку ему. «Сама не понимаю, зачем описываю вещицу так подробно», — заявила она в конце. Меня так и подмывало позвонить этой дамочке и сказать, что я тоже не понимаю.

— Большую часть ее болтовни я пропустил мимо ушей.

— А я все ждал, когда она скажет что-то существенное. Ну, потом звонили несколько человек, говорили ему, что решили завязать с алкоголем. Сегодня, говорили они. Выходит, могут снова запить завтра?

— Понимаете, о том, что случится завтра, не знаешь, пока оно не наступит. А вам надо заниматься тем, что происходит сегодня.

— Имеет смысл. Но почему они говорили ему все это? Просто хотели излить душу, так, что ли?

— Не совсем, — ответил я. — Думаю, то были его подопечные.

— А Грег являлся их поручителем и наставником?

— Прежде их называли голубями, — пояснил я. — Некоторые старомодные типы до сих пор так называют. Но потом сочли, что слово «голубь» оскорбительное.

— Потому что голубь — грязная птица, пищит и летает и гадит прямо тебе на голову.

— Тогда, наверное, поэтому.

— И записки не оставил, — снова вздохнул Редмонд. — С другой стороны, дверь была заперта изнутри. И когда Рафаэль… вроде бы так его зовут?

— Кажется, да.

— Так вот, когда он открывал ее для нас, то повернул ключ дважды, сперва приподнял задвижку, потом выдвинул из паза. Так что, если кто-то и помог Грегу свести счеты с жизнью, он не мог выйти и просто захлопнуть дверь за собой.

— Ему бы пришлось воспользоваться ключом.

— Вполне возможно, но откуда нам знать? Впрочем, нельзя исключать ни того ни другого.

— Там был еще один замок, — уточнил я. — Большой такой, фирмы «Фокс». В полу паз, в него вставляется стальная пластина, потом она блокируется и держит дверь.

— Короче, хозяин квартиры решил отгородиться от мира, — пробормотал Редмонд. — Если он действительно не хотел, чтобы его беспокоили, почему не запер дверь на этот «Фокс»? С другой стороны, вроде бы он людей не чурался, вон сколько ему звонили. Но все же отгородился на то время, пока ему надо было осуществить задуманное. И конец.

Конец ему и всему остальному.

— Допустим, он поступил именно так, поскольку не вижу фактов, говорящих об обратном, — задумчиво произнес Редмонд. — Почему он сделал это? Если не считать, что он алкоголик и гомик, на мой взгляд, это достаточно веские причины. Но может, вам известны другие, более специфические?

— Он винил себя в смерти Джека Эллери.

— Это еще почему?

Я вкратце описал процесс, необходимый для преодоления Восьмой ступени.

— Джек копался в прошлом, — добавил я, — и, насколько мне известно, уже получил за это по носу…

— Да, на теле обнаружены синяки и ссадины недельной давности. Так сказано в медицинском заключении. Вы лучше вот что мне скажите. Почему я слышу об этом впервые? Чья это была идея — утаивать от полиции свидетельства, ваша или Стиллмена?

— Никто из нас ничего не утаивал. Для этого меня Стиллмен и нанял — искать доказательства. И велел сообщать вам обо всем, что мне удастся обнаружить.

— Но вы пришли с пустыми руками…

Я и без того уже сказал больше, чем собирался. Но два человека мертвы. Вероятно, одного убили, а второй действительно покончил с собой. Но, может, все обстояло иначе. Джек вел список людей, которым он причинил вред в прошлом. Людей, перед которыми собирался извиниться, сделать все, чтобы загладить свою вину. Я прошелся по списку и вычеркнул всех.

— Иными словами, по-вашему, они не подозреваемые.

— Да.

— Люди из его списка… — Редмонд задумчиво смотрел куда-то вдаль. — Знаете, просто уверен, вы наделены почти легендарными детективными талантами. Но почему, черт побери, вы не принесли мне этот список, и уж тогда все силы Нью-Йоркского департамента полиции были бы задействованы и определили бы, так это или нет. Правильно ли было исключать из списка подозреваемых всех этих типов?