Турки, захваченные врасплох, так что должны были еще седлать лошадей, завязали тогда перестрелку. Тогда Залуцкий, найдя себя слишком слабым для того, чтобы атаковать их, приказал полку отступать, а сам увел с собою конных егерей и оба орудия. Таким образом, он первым прибыл в лагерь, бросив свою пехоту.

Тогда егерями, по-видимому, овладел панический страх! Так или иначе, но вернулось всего 800 человек, с 11 офицерами и полковником Уваровым; остальные взяты в плен, убиты или рассеялись. Все прочие офицеры убиты или пропали без вести. Вернулось еще два офицера, из коих один ранен четырьмя пулями, и 103 человека раненых нижних чинов; об остальных мы ничего не знаем; говорят, что Гартонг, Саргер и Буссе убиты[179].

Это ужасно и невероятно! Я тотчас послал Бистрома принять начальство, произвести следствие и привести полк в порядок; он только что сообщил мне, что за полк отвечает и что он будет держаться на своей позиции; а также, что турки, по-видимому, потянулись к лиману, может быть, с целью напасть на правое крыло и пробиться, с этой стороны, в город.

Посылаю приказание 19-й дивизии, если она уже в дороге, идти прямо в Девно, а Деллингсгаузену, как только дивизия придет, двинуться на Гебеджи. Я приказал также к сегодняшнему вечеру прийти гвардейской кавалерии; так что мы достаточно сильны.

Но необходимо надобно будет, когда 19-я дивизия прибудет на место, двинуться от Девно на Камчик, чтобы иметь более связи между собою, – движение это может быть поддержано отсюда, вдоль морского берега. Осада подвигается вперед, прибрежная башня уже в наших руках, а спуск в ров и вторая брешь почти уже окончены.

Однако турки держатся упорно; так что еще ничего не могу сказать, как кончится дело. Любезный друг, у меня сердце разрывается от этого печального и непонятного события.

Сухарей нет, но овса много. – Мое почтение фельдмаршалу.

Не успел еще я уведомить вас, любезный друг, о моем прибытии сюда[181], как вчера вечером Ламсдорф привез мне ваши депеши от 5-го числа. Очень рад узнать, что все у вас идет хорошо: что движение к Шумле удалось и что в Варне вас не тревожат. Вполне одобряю распоряжения, сделанные вами для временного расположения корпуса принца Евгения; только я не очень хорошо понимаю, где вы хотите сосредоточить корпус Рота.

Полагаю, что, прежде чем оставить Праводы, надо быть уверенным в том, что там нельзя удержаться. Очень рад, что вы очистили госпитали в Варне; теперь надо, по возможности, ускорить постройки и исправления в самой крепости, чтобы с этой стороны быть уже совершенно спокойными и обеспеченными; а также – подумать о том, чтобы на зиму укрепить Гебеджи, Козлуджи и Базарджик.

Впрочем, я уверен, что вы уже сами подумали обо всем этом. Крайне одобряю, что вы отправляетесь вместе с фельдмаршалом в Силистрию, раз что не все там идет согласно вашему желанию.

Здесь я нашел все в наивозможно лучшем порядке, и надеюсь, что Бог милосердный продлит подобный порядок вещей. Меры, принятые Чернышевым [182], заставляют меня надеяться, что новые резервы будут снабжены всем необходимым. В доставке провианта тоже, сколько мне кажется, не должно произойти никакой остановки, ни затруднения, если сама провиантская администрация чего-нибудь в этом не напутает. Между Одессою и Херсоном уже 170 т. четвертей сухарей.

Обращаюсь к самому важному пункту вашего письма, где говорится о замещении фельдмаршала. Так как он сам не хочет оставаться, то я не могу его удерживать; но, во всяком случае, он не должен оставлять армии, пока все войска не будут расположены на зимних квартирах.

Проездом через Могилев я видел доброго старика Сакена и опасаюсь, что его слабое состояние здоровья не дозволит ему принять это новое начальствование, которое, впрочем, было бы мне по сердцу; я думаю, что покамест Ланжерон может остаться без звания главнокомандующего, а как старший в чине, начальником в Молдавии, а Рот – в Болгарии. Если не будет никакой надежды избегнуть второй кампании, то мне придется туда вернуться; и тогда я приму начальство сам, а Ланжерон будет вторым.

А пока, на случай, если бы Сакен согласился принять это новое начальствование, надо, чтобы вы мне сказали, что думаете сделать с Киселевым и другими чинами штаба бывшей 2-й армии; а также, чтобы вы высказали мне свои мысли об организации управления теми частями войск, которые остались на месте 1-й армии.

Возвратимся опять к Варне. Я согласен сменить Дитрихса; но только надо, чтобы он был заменен человеком надежным. Пока сам Рот будет там, это не столь важно; но надо, однако, иметь на этом посту надежного человека и начертать инструкцию для всего, что касается соблюдения порядка в крепости и мер предосторожности.

Инструкцию эту дайте подписать фельдмаршалу, который пусть и вручит ее коменданту; а мне пришлите с нее копию. Новый набор переносят с полною покорностью, и кажется, что убеждены в его необходимости. Взятие Варны возбудило общее упоение; моя мать больна от радости, и я с нетерпением жду, когда ей сделается лучше. Набор 92-й (le recrutement 92) – великолепен[183].

Пишу вам нескладно, любезный друг, потому что нездоровье моей матери, которой, по-видимому, лучше сегодня вечером, часто меня прерывает. Повторяю вам, что не могу довольно нахвалиться всем, что вижу и слышу; а прием, который был мне сделан при моем совершенно неожиданном приезде, оставит навсегда дорогое моему сердцу воспоминание.

Все действуют согласно, и все одушевлены одним общим желанием помогать успешному ходу дел. Шаховской, который здесь, говорил мне сам, что он удивлен успехами, которые делают поселения, и даже полк Аракчеева, и что он может смело заверить меня, что все идет хорошо. Постройки здесь чудесны. Я не имею сообщить вам никаких политических новостей, так как ко мне не прибывало курьеров.

В Лондоне и Париже нас много бранят за блокаду Дарданелл; хотя вместе с тем говорят, что мы имеем на это право и что это не составляет повода к войне против нас. Через несколько дней отправлю к вам другого курьера, с которым буду иметь возможность сообщить более подробностей.