– Здесь написано: “Продолжение следует”. Это угроза, мистер Фрейзер. Намек, что последуют аналогичные убийства. “Катастрофическая аутопсия” – это выражение отсылает к нашему научному спору. Можно подумать, что Радвик погиб из-за этого спора!

– Ученые воспринимают свои разногласия очень серьезно, – заметил Фрейзер.

– Если я верно вас понял, мои коллеги считают, что эти снимки разослал я,да? Что я, подобно беспринципным политикам, нанимаю убийц? Что я опасный маньяк, который похваляется убийством своих соперников?

Фрейзер молчал.

– Боже мой! – обреченно вздохнул Мэллори. – Ну и что же мне делать?

– Мое руководство предоставило мне в этой операции полную свободу действий, – официальным тоном объявил Фрейзер. – Мне придется просить вас, доктор Мэллори, довериться моему благоразумию.

– Но что мне делать с уроном, нанесенным моей репутации? Мне что, подходить к каждому человеку в этом здании и умолять его о прощении? И говорить... говорить ему, что я не какой-то там изверг?

– Правительство не допустит, чтобы видный ученый подвергался подобным издевательствам, – бесстрастно заверил его Фрейзер. – Не далее как завтра комиссар полиции сообщит Королевскому обществу, что вы стали жертвой злонамеренной клеветы и свободны от каких-либо подозрений по делу Радвика.

Мэллори потер подбородок.

– Вы думаете, это поможет?

– В случае необходимости мы сделаем публичное заявление для газет.

– А не может ли статься, что подобная огласка возбудит против меня еще большие подозрения?

– Доктор Мэллори, – вздохнул Фрейзер, – мое Бюро существует для раскрытия и уничтожения заговоров. У нас есть немалый опыт. У нас большие возможности. Неужели вы думаете, что мы не справимся с какой-то жалкой кучкой преступников? Мы схватим всех причастных к этому заговору, и рядовых исполнителей, и главарей, и сделаем это скорее, если вы, сэр, будете со мной откровенны и расскажете все, что вам известно.

Мэллори откинулся на спинку кресла.

– Как правило, мистер Фрейзер, я человек откровенный. И если бы эта история не была такой темной и скандальной...

– Положитесь на мой здравый смысл.

Мэллори взглянул на стеллажи красного дерева, на подшивки журналов, на переплетенные в кожу тома и огромные атласы. В воздухе библиотеки висел едкий запашок недоверия, подозрительности. Вчера, после уличной стычки, Дворец казался ему спасительным убежищем, теперь же здесь стало тесно и душно, как в крысиной норе.

– Здесь не место ее рассказывать, – пробормотал Мэллори.

– Да, сэр, – согласился Фрейзер. – Но вы занимайтесь своими делами как обычно. Ведите себя уверенно, словно ничего не случилось, и тогда ваши враги могут решить, что их маневр не удался.

Совет казался вполне разумным. По крайней мере это было какое-то реальное действие. Мэллори встал.

– Заниматься повседневными делами? Да, пожалуй что и так.

Фрейзер тоже поднялся.

– С вашего разрешения, я буду сопровождать вас, сэр. Думаю, мы решительно покончим с вашими неприятностями.

– Знай вы всю эту проклятую историю, вы бы так не говорили, – проворчал Мэллори.

– Мистер Олифант полностью меня проинформировал.

– Сомневаюсь, – фыркнул Мэллори. – Он предпочел закрыть глаза на худшую ее часть.

– Я не лезу во всю эту чертову политику, – все так же мягко заметил Фрейзер. – Идемте, сэр?

Лондон накрыло пологом желтой мглы.

Он висел над городом в мрачном величии, подобный студенистому, с грозовой плотью военному кораблю. Его щупальцы – грязь, поднимающаяся из дымовых труб, – скручивались и извивались в полном безветрии, чтобы расплескаться о мерцающую облачную крышу. Невидимое солнце лило тусклый, жидкий свет.

Мэллори изучал улицу; было что-то зловещее в этом лондонском летнем утре – должно быть, из-за жутковатого янтарного света.

– Мистер Фрейзер, насколько я понимаю, вы родились и выросли в Лондоне?

– Да, сэр.

– Вам когда-нибудьслучалось видеть такое? Фрейзер взглянул на небо.

– Разве что в детстве, сэр, в те времена угольные туманы были просто страшные. Но радикалы построили высокие дымовые трубы, теперь всю эту гадость уносит в провинцию. Обычно уносит.

Необычайное зрелище захватывало. Мэллори впервые в жизни пожалел, что лишь поверхностно знаком с положениями пневмодинамики. В этом неподвижном, как крышка кастрюли, облаке было что-то нездоровое, ему недоставало естественной турбулентности. Словно кто-то взял и начисто отключил динамику атмосферы.

Зловонная подземка, обмелевшая, насыщенная сточными водами Темза, а теперь еще и это.

– Сегодня вроде бы не так жарко, как вчера. – В голосе Мэллори не было особой уверенности.

– Вчера было солнце, сэр.

На улицах царила сутолока, какая бывает лишь в Лондоне. Все кабриолеты были разобраны, паробусы забиты, улицы запружены телегами и какими-то невообразимыми колымагами, ноздри задыхающихся лошадей почернели, в неподвижном воздухе висела густая, как смрад выгребной ямы, брань кучеров. Чуть не каждый паровой экипаж волочил за собой прицепную тележку на широких, с резиновыми шинами колесах, доверху нагруженную припасами, – летний исход аристократии из Лондона превращался в паническое бегство. Тоже ведь не дураки, усмехнулся про себя Мэллори.

Дизраэли жил на Флит-стрит; перспектива тащиться через весь город пешком ужасала. Немного посовещавшись, Мэллори с Фрейзером решили плюнуть на неизбежную вонь и попытать счастья в подземке.

Однако тут же выяснилось, что Британское братство саперов и шахтеров бастует. У входа на станцию Глостер-роуд обвисли в полном безветрии знамена и транспаранты, пикетчики возводили из мешков с песком заграждения, все это несколько напоминало действия оккупационной армии. Откровенная наглость забастовщиков не вызывала у собравшейся толпы ни малейшего негодования, люди смотрели на происходящее с любопытством и некоторой робостью. Возможно, они искренне радовались, что эту вонючую дыру заткнули, но скорее – попросту боялись “кротов”. Одетые в каски стачечники выплеснулись из лондонских подземелий, как воинственная орда мускулистых чумазых кобольдов.

– Не нравится мне это, мистер Фрейзер.

– Мне тоже, сэр.

– Давайте поговорим с этими ребятами.

Мэллори пересек улицу и подошел к кряжистому багроволицему кроту, который что-то орал и настырно совал людям листовки.

– В чем тут дело, брат сапер?

Крот оглядел Мэллори с головы до ног и усмехнулся, не выпуская изо рта слоновой кости зубочистку; в его правом ухе висела большая позолоченная серьга. Или даже золотая – Шахтерское братство, владевшее множеством ценных патентов, было очень и очень богатеньким профсоюзом.