Я повела плечом и сделала шаг в сторону. Не рвалась к ним в объятия, но и не уходила. Я не знаю, чего хочу… Вернее, желаемого мне не получить. Таков этот мир, что тебя влечет лишь недостижимое.

— Оливия, — Марк поднялся с постели и подошел сзади, как и Александр, только провел ладонью по плечам, мягко разворачивая к себе лицом. Он был старше и, в отличие от молодого горячего брата, уже научился маскировать похоть. — Не отталкивайте нас, проведите с нами вечер… Вам нечего бояться, не так ли?

Нечего? Марк думает, что я правда имела секс с двумя мужчинами. Вот сейчас скажу, какой он дурак и посмотрю, как он будет при этом выглядеть.

Александр снова оказался за спиной и положил ладони мне на живот. Неторопливо гладил, прижимаясь всем телом. Приятное, но пугающее ощущение.

Марк подался вперед, целуя в губы. Раздвинул их языком — пока не резко, не хотел меня пугать. Но в поцелуе чувствовалась уверенность. С такой уверенностью мужчины целуют избранницу, с которой точно окажутся в постели этим вечером.

Рука легла на бедро чуть ниже ладони брата. Другой придержал меня за шею. Друг с другом братья не соприкасались — только со мной. Вот это опыт: они не раз и не два оказывались с женщиной вдвоем.

На поцелуй я ответила — так же неуверенно, но Марк был таким нежным… Пока я целовалась, мне тихонько расстегнули молнию платья на боку. Плавно и очень нежно. Я прижала локоть к боку и молнию оставили в покое.

Зато Марк аккуратно спустил бретельку с плеча и место, где она только что была, сразу же поцеловал Александр. Рука продолжали гладить живот.

Черт, их слишком много.

Я не успеваю препятствовать. Они незаметно разденут меня и уложат в постель — парни боялись меня спугнуть, но действовали настойчиво.

— Подождите… — пробормотала я.

Через мгновение перед моим носом оказался бокал вина. Марк улыбнулся, давая отпить глоток.

— Вам нужно расслабиться.

Бокал забрал Александр и они продолжили.

Я вздрагивала всякий раз, когда их руки становились слишком смелыми, но так и не решила — уйти или остаться. Меня зажало между ними, втроем стало жарко. Пока все было похоже на чувственный танец. Надолго ли?

Еще ничего особенного — не придерешься. Мы танцевали танго втроем, но они становились настойчивей. Я попала в кокон из запахов и ощущений. Ребята незнакомо пахли, их ласки были непривычными. Ладони изучали тело — еще не в интимных местах, но не оставалось сомнений, что мы уже занимаемся любовью, только без проникновения.

Марк подхватил мою ногу, пытаясь забросить себе на бедро. Брат помог ему, и мы застыли, словно в танце, только для этого невинного занятия было слишком тесно. Между нами не осталось просвета, меня сдавили с двух сторон.

Пока Марк держал меня под колено, чтобы я не убрала ногу, пальцы Александра поползи вверх по бедру, щекоча внутреннюю поверхность. Он вел рукой так осторожно, что это почти не ощущалось. И так же бережно и невесомо он их в меня погрузил.

Я вскрикнула, пытаясь податься в сторону, но не преуспела. Страх вышиб слабые зачатки возбуждения, что я испытала от поцелуя Марка.

— Не надо… — пролепетала я, старший брат подхватил меня под подбородок, не давая отодвинуться. Он рассматривал губы, а затем поцеловал — глубоко и нежно.

Ах, если бы это были мои мальчики…

Я застонала от сладости, смазка выступила мгновенно. И хотя я текла и жадно хотела любви, это было не то… Распятая между ними и почти изнасилованная двумя оборотнями-львами, я рефлекторно попыталась отодвинуться. Меня возбуждали против моего желания. Не отпускали, лаская там, куда девушки пускают только любимых.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Марк сжал челюсти пальцами, вынуждая ответить на поцелуй. Все слишком далеко зашло — я раздразнила их сама, не остановив, когда была возможность.

— Прошу, — зашептала я, упираясь ему в грудь и отворачиваясь от жаркого дыхания.

Спиной я упиралась в грудь Александру, нога была высоко задрана и заброшена на его брата, и не осталось ни одного шанса спастись. Они не сбавили напор, терлись об меня и у обоих уже было за что подержаться, только мне не хотелось. И как ни отступай, ни выкручивайся — попадешь в мужские руки.

Мне снова целовали шею, силком запрокинув голову. Два пальцы были в моем собственном соке — липкие и влажные. Марк начал ласкать грудь — пока через ткань, и сам полез вниз. Оттолкнуть их не получалось и постепенно ласки превращались в борьбу.

Что они творят?!

— Тише, Оливия, — зашептал Александр. — Все будет хорошо… А будете сопротивляться — станет больно.

Сердце билось в груди, как сумасшедшее и во рту пересохло. Марк задрал мою ногу еще выше, а его брат расстегивал ширинку. Держал мою ногу очень крепко, предлагаю Александру воспользоваться мной первым…

Его брат вот-вот в меня проникнет, истекающую соком, но не желающую по-настоящему.

— Нет! — я ударила Марку в грудь, отворачиваясь от настойчивого рта. — Отвалите!

Я сумела его оттолкнуть — или Марк отпустил меня сам? Схватив со стола сумочку, я бросилась вон из номера, придерживая на груди платье.

— Оливия… — донеслось, прежде чем дверь закрылась.

Задыхаясь от слез, я вломилась в женский туалет и уставилась на себя в зеркало. Темноволосая девушка в зыбкой пелене слез. Растрепанная, с влажными от поцелуев лицом и шеей, и ощущениями от пальцев там, куда не принято лазить без спроса.

Я пустила воду, лихорадочно пытаясь отмыться. От мыла пахло химическими цветами — мощный сладкий аромат. Я бы назвала дешевым его в других обстоятельствах, но сейчас хотела отбить запах братьев везде, где меня касались.

Из туалета я вышла с опаской, но коридор был пуст. Застегнув платье на ходу, я спустилась на первый этаж, пересекла фойе и вышла под дождь. Бросила взгляд вверх — в их окнах горел свет, показалось, кто-то стоит у окна. Марк?

Пальцы тряслись, и безумно хотелось курить. Наверное, я все испортила… Выгоднее было сказать «да», но тело решило иначе. Просто не могу!

Так быстро, как получалось на высоких каблуках, я побежала к машине.

Она грустно мокла в темном переулке. Я упала за руль, с горем пополам завела. Тупая тачка! Ее пришлось бросить в квартале от моего дома. Я шла пешком под хлещущим холодным дождем, и он мешался на лице со слезами. Не рыдала, но это пока. На душе было противно. Скорей бы домой: свернусь калачиком и поплачу в одиночестве. Как выяснилось, я не могу быть с мужчиной, и кажется, это навсегда.