— Открывай, ждать холодно! Счас голову твоему гаденышу отрежу да греться пойду.

Звереву померещился в усадьбе какой-то шум, и он опять как мог громко крикнул:

— Не открыва-айте!!!

Страха за себя Андрей почему-то не испытывал. Уж больно невероятным казалось все происходящее.

Страшно было, что обитатели усадьбы сдадутся и окажутся в руках этого польского сброда. Пахом, Ольга Юрьевна, отец, Варвара… Страшно подумать, что этакие твари с ними вытворять станут. Хорошего про ляхов никто никогда не рассказывал. Самому умереть легче, чем такое увидеть. И Зверев снова закричал:

— Не открывай…

Клинок вдавился в горло, и новик сорвался на хрип.

— Нехорошо поступаешь, вельможный пан, — совсем рядом раздался голос Крошинского. — Негоже так рыцарю. Не смерд же он, нам с тобой ровня.

— Княже… — прошептал Зверев. — Княже, передай воеводе… Коли усадьбу не тронут, я вас к усадьбе князя Юрия Друцкого проведу… Я не ярыга, дорогу знаю…

Женский крик оборвался. То ли боярыня сознание от ужаса потеряла, то ли ее увели. Больше всего Андрей боялся, что Василий Ярославович не выдержит, откроет, договориться попытается. Разбойники такой слабиной наверняка воспользуются. А так… Может, и правда, увести поляков удастся? Пошла минута, другая.

— Пан Чекрыжный… — Князь Крошинский тяжело дышал. — Пан Чекрыжный! Воевода пленника доставить велел. Тащи его обратно.

Спустя пару минут новик опять стоял перед креслом. За это время пан Немира успел обзавестись большим золотым кубком, из которого время от времени прихлебывал.

— Ну, сказывай, московит, — предложил воевода. — Чего ты там обещал за голову свою?

— Я выведу вас к имению князя Друцкого.

— Нас к имению княжескому и ярыга ваш беглый выведет, — на жабьем лице толстяка появилась широкая ухмылка. — Как усадьбу вашу разорим, его жену и детей из неволи вызволим, — так и покажет. Не то я его быстро на кол посажу, дабы памятью впредь не страдал. Посему предложи чего-нибудь поинтереснее.

— Я проведу вас тайной тропой, вы выйдете к усадьбе неожиданно и застанете князя врасплох.

— Ты считаешь меня глупцом, московит? Ворота затворить много времени не нужно, как бы нежданно рать к городу ни пришла. Вон, отец твой успел. Посему последний раз спрашиваю: что такого пообещать за жалкую голову свою можешь, чтобы я от усадьбы вашей, уж почти покорной, отказался?

— Усадьбу так просто не возьмешь, воевода. Людей у отца много, оружия хватает, стены крепкие. Напрасно людей своих погубишь. Крови изрядно прольется.

— Коли так, твоя прольется первой, московит. Это все, чего ты желал сказать?

— Нет, не все, — выдохнул Андрей. — Я могу пойти с небольшим передовым отрядом. Князь подумает, что это мои холопы, и пропустит. Твои люди смогут захватить ворота и удержать их открытыми, пока не подойдут остальные силы. Захватишь усадьбу почти без потерь и быстро, часа не пройдет. Мне князь поверит, впустит. Ярыге подлому — нет. Подумай, воевода. Коли усадьбу мою разоришь, помощи уж не жди. За смерть отца с матерью я тебе добрым делом платить не стану. Тебе чья голова важнее — моя или князя Друцкого?

Воевода отхлебнул вина, почмокал:

— Вижу, дорога тебе головушка твоя, коли вровень с княжеской ставишь. Однако же усадьба княжеская всяко побогаче твоей станет. Коли ее отдашь, как обещаешься, сменяться можно, можно… — Поляк задумался, усмехнулся: — А ворота брать с тобой родич твой пойдет. Коли измену измыслил — его голова первой покатится. И пан Чекрыжный пойдет. Ты ведь его пленник. А дабы не обманул, не увел куда — ярыга беглый за тобой присмотрит. Понял, московит?

— А как же жонка моя? — растерялся предатель. — Малые как?

— Делай, что велено, смерд, пока задницу кнутом не раскрасили, — отпихнул носатого мужика воевода. — Ишь, чего удумал — польскую кровь ради бабы своей проливать! За то у нас разговор особый еще случится!

— Саблю бы мне вернули, воевода. Неладное ведь заподозрят в усадьбе.

— Хитер! Ну, ты хитер! — хлопнул ладонями по подлокотникам воевода. — Саблю ему вернуть! А ну, глупость какую учудишь?

— А ну, ворота перед нами закроют? Странно ведь, когда боярин — и без сабли!

— Ну, до ворот тех еще далече. Пан Чекрыжный! Вели вернуть московиту пояс его с оружием. Токмо не сейчас, а как до крепости княжьей доберемся. Долго туда идти придется?

— Верст десять. Ночевать будете уже там.

— Коли так, сворачивайте лагерь. Выступаем немедля. — Воевода Немира поднялся из кресла и скомандовал: — Коня!

Поляки забегали, опрокинули котлы в огонь, споро запрягли сани, поднялись в седла. Андрея же оставили пешком. Пешими шли еще трое разбойников — те, что захватили его в плен. Один нес под мышкой его ремень с саблей, двумя ножами, ложкой в замшевом футляре и пустой поясной сумкой. Ярыга тоже, само собой, трусил своими ногами — кто же даст скакуна безродному смерду? А вот князь Крошинский месил сапогами снег, похоже, за компанию с родственником. Его жеребца вели сзади в поводу холопы.

Знакомым путем Зверев поднялся от реки к полю. Тропу, по которой он много дней ездил к дубу играть рогатиной, занесло не полностью, и старый след придал полякам уверенности, что их ведут по дороге, а не просто куда-то в чащобу. Разумеется, в поле новик довернул не на опушку, а вдоль леса и стал тропить новый путь. Кто думает, что снег — не препятствие, пусть попробует пройти хоть десять минут, задирая при каждом шаге ноги на высоту пояса. Наст поднимался сантиметров на двадцать выше колен, и через этот бесконечный сугроб люди ломились, как сквозь пену. Минут через десять ярыга взмолился:

— Барчук, давай на поле свернем! Там снега меньше.

— Ты как меня назвал, тварь? — Андрей без колебаний съездил ему по зубам.

Поляки одобрительно засмеялись, предатель утерся, отступил чуть назад.

Однако новик мужика послушал, отвернул с занесенной дороги влево, к середине поля. Высота сугробов и вправду понизилась до колен — похоже, с открытого пространства ветер снег сдувал, а под деревьями, наоборот, наметал. Идти стало легче, и разбойники даже разошлись чуть в стороны, тропя каждый свою дорожку. Тем не менее, устали все изрядно, дышали тяжело, никто ни о чем не переговаривался.

Где-то через час по сторонам от путников из-под снега начали выглядывать чахлые деревца — крученые, как наркоманы, березки, сосенки со считанными иглами.

— Да это Суриковская топь! — забеспокоился ярыга. — Паны, топь это бездонная! По ней ни летом ни зимой хода нет. Повертать надобно.

— Ты меня не утопишь, кузен? — с трудом выдохнул вопрос князь Крошинскнй.

— Тебя не утоплю, — пообещал Зверев.

— Да топь, паны, ей-богу топь, — перекрестился ярыга. — На погибель он вас ведет!

— Мы в сторону усадьбы княжеской идем, подонок? — оглянулся на него новик. — Отвечай!